Великий князь Николай Михайлович – историк и коллекционер
Русские великий князья из императорского дома Романовых внесли неоценимый вклад в российскую историю. Как правило, они занимали ответственные должности в государственном устройстве. Особо отличились великие князья на военной службе, на поприще науки и благотворительности. Не уступали им и женщины: многие великие княгини прославились на ниве культуры, меценатства, покровительства искусствам (1). Назовем лишь немногих: поэт Константин Константинович (К.Р. 1858–1915), пушкинист Олег Константинович (1892–1914), музейный деятель Георгий Михайлович (1863–1919), основатель русской авиации и нумизмат Александр Михайлович (1866–1933). Эта статья посвящена крупнейшему историку великому князю Николаю Михайловичу.
Великий князь Николай Михайлович родился в 1859 году в семье великого князя Михаила Николаевича (1832–1909). Отец его – четвертый сын императора Николая I, в 1857 году женился на принцессе Цецилии Баденской, в православии принявшей имя Ольги Федоровны (1839–1891). Отец Николая Михайловича прошел все ступени высшей карьеры: с 1855 года член Государственного совета, в 1862-м он был назначен Наместником на Кавказе, где сменил А.И. Барятинского, и пробыл в этой должности до 1881 года.
Наместничество его было твердым, но умиротворяющим, что принесло России много друзей среди мятежных горских племен. К началу его деятельности Шамиль уже был пленен (1859), но война продолжалась до 1864 года. Михаил Николаевич ранее участвовал в Крымской войне, за храбрость был награжден орденом святого Георгия IV степени. Во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов он был главнокомандующим Кавказской армии. В 1877 году получил орден святого Георгия I степени, а в 1878-м – чин генерал-фельдмаршала.
После окончания войны занял пост председателя Государственного совета (1881) и возглавлял его до 1905 года (2). Михаил Николаевич был истинным великим князем – благородным, требовательным, по-хорошему консервативным. Николай Михайлович был первым сыном в семье (3). По традиции семьи, Николай Михайлович стал военным. В русско-турецкой войне 1877–1878 годов он уже поручик конной артиллерии, отличился – за храбрость награжден орденом святого Георгия IV степени. После войны окончил Академию Генерального штаба и с 1884 по 1903 год занимал различные командные должности в армии: командир 16 гренадерского Мингрельского полка, шеф 13 артиллерийской бригады 82 пехотного Дагестанского полка, командующий Кавказской гренадерской дивизией (4). Дослужился до генерала от инфантерии, был назначен генерал-адъютантом свиты Николая II.
Но военная служба не прельщала Николая Михайловича. Его влекла российская история и история не вообще, но эпоха Александра I, самого интересного, на его взгляд, времени, когда происходил рост самосознания русского общества. В 1903 году он подает в отставку с военной службы и приобретает репутацию «опасного либерала», русского «принца Эгалитэ». Конечно, его воззрения были самого безобидного свойства, но он любил откровенно обо всем говорить в Яхт-клубе и поэтому в глазах придворных выглядел чуть ли не революционером. Особенно не нравились его разговоры императрице Александре Федоровне. Отношения между ними сильно обострились в конце 1916 года, когда был убит Распутин. Николая Михайловича высылают в его херсонское имение за подписание коллективного письма в защиту великого князя Дмитрия Павловича, одного из убийц Распутина (5).
В октябре 1917 года власть захватили большевики. В июле 1918-го Николай Михайлович вместе с великими князьями Павлом Александровичем, Дмитрием Константиновичем, Георгием Михайловичем был арестован, а 6 сентября все они объявлены заложниками. Заложничество – самый, пожалуй, варварский, страшный и подлый прием войны. Он всегда объявлялся военным преступлением, но большевики безнаказанно применяли его в течение всей гражданской войны. В данном случае великие князья не участвовали в гражданской войне, не были врагами советской власти (хотя и друзьями – тоже), вели совершенно мирный образ жизни. Всех четырех расстреляли в один день, причем солдатами, служившими Павлу Александровичу и хорошо его знавшими (он был командир Лейб-гвардии Конного полка). Причиной послужило убийство Леонидом Каннегисером председателя Петроградского ЧК Урицкого. Пока великие князья сидели в Петропавловской крепости, 15 августа 1918 года арестовали еще одного князя императорской крови – Гавриила Константиновича (1887–1955)(6). Ему повезло – он остался жив. Сильно болел, и это дало повод его жене настойчиво просить Горького, чтобы он ходатайствовал перед Зиновьевым и Лениным о разрешении Гавриилу Константиновичу лечиться за границей. Пока шли бесконечные переговоры об этом, князь Гавриил сидел на том же этаже, что и другие великие князья и впоследствии оставил самые подробные воспоминания о прожитых днях в тюрьме. Наконец князя выпустили, и он тут же уехал в Финляндию. Воспоминания о петропавловском заточении стоят того, чтобы их процитировать:
Встречи с моими дядями продолжались. Внешне они были всегда веселы и шутили со сторожами. Дядя Николай Михайлович (историк) часто выходил из своей камеры во время уборки, а иногда вечером, во время ужина, стоял у громадного подоконника в коридоре и между едой неизменно продолжал разговаривать и шутить со сторожами. Он был в защитной офицерской фуражке без кокарды и чесучовом пиджаке. Таким я его помню в последнее наше свидание в коридоре. Другие дяди почти не выходили из камер.
Помню, как дядя Николай Михайлович прислала мне в камеру свою книгу об утиной охоте. Он был большой охотник, и когда узнал, что я не охочусь, даже обругал меня. <…>
Однажды на прогулке один из сторожей сообщил нам, что убили комиссара Урицкого. <…> Скоро начались массовые расстрелы. А на одной из прогулок до нас дошло известие, что все мы объявлены заложниками (7)».
Наступило утро 29 января 1919 года. Великих князей вывели во двор крепости, дали возможность попрощаться, они прочитали молитву. Раздался залп. Зарыли их где-то во дворе Петропавловки, в безымянного могиле…
Как же случилось, что никто не подал голоса в защиту великих князей? Гибель их вообще прошла незаметно. Наиболее остро стоял вопрос о Николае Михайловиче – всемирно известном ученом, за него заступался Горький. Но Ленин ему ответил: «Революция не нуждается в историках» (8).
Великий князь Николай Михайлович был председателем Русского Исторического общества, возглавлял также Русское Географическое общество, Общество защиты и сохранения памятников искусства и старины, в 1913 году был избран почетным председателем Общества друзей Румянцевского музея. Остановимся кратко на трудах великого князя. Наиболее фундаментальным из них является «Император Александр I. Опыт исторического исследования» в 2-х томах (на французском языке. СПб., 1912. 2-е изд., 1914). Несмотря на обилие научной литературы об эпохе Александра I, эта книга явилась новым словом о «сфинксе, неразгаданном до гроба». Новизна ее состояла в том, что Николай Михайлович использовал много ранее недоступных материалов, хранящихся в секретных государственных архивах, на пользование которыми мог дать разрешение только император. Ему такое разрешение давалось. Естественно, доступ к закрытым архивам позволил по-иному взглянуть и проанализировать те или иные обстоятельства жизни Александра I. Следует упомянуть, что и все другие исследования александровской эпохи писались им с подобным изучением архивов и открыли много новых исторических фактов.
Чуть ранее этой, главной книги, появились труды «Дипломатические отношения России и Франции. 1800–1812» в 7-ми томах (СПб., 1905–1914). Здесь наибольший интерес представляет личная секретная и исключительно откровенная переписка брата с сестрой императора Александра I с великой княжной Екатериной Павловной, умнейшей женщиной, самой большой ненавистницей Наполеона, чуть не выданной за него замуж. «Императрица Елизавета Алексеевна» в 3-х томах (СПб., 1908–1909) представляет историю жизни влюбленной в Александра юной счастливой девушки, затем несчастной женщины. Это, по сути дела, жизнь в письмах (по-французски) к мужу, матери, свекрови и еще многим другим, раскрывающим нам чуткую, ранимую натуру. «Генерал-адъютанты Императора Александра I» (СПб., 1913) – очень интересная работа, рассказывающая об управлении армией в новых условиях. Институт этот был очень молодой, но в наполеоновскую войну сыграл важную роль. Были еще труды о князьях Долгоруких (СПб., 1902) и графах Строгановых (СПб., 1903, в 3-х томах), о Военной галерее Зимнего дворца (СПб., 1912) и многие другие.
С 1906 года Николай Михайлович заинтересовался русскими и зарубежными некрополями. По его мысли, кладбище есть обитель вечного упокоения и, если их хорошо изучить, то они могут приоткрыть много интересного: истинные даты жизни, обстоятельства смерти, чины и ордена. Николай Михайлович внес огромный вклад, издав описание трех главнейших некрополей: Московского (СПб., 1907–1908, в 3-х томах), Петербургского (СПб., 1912–1913, в 4-х томах) и Парижского, вернее его русской части (1915) в одном томе (работа не была окончена) (9). Замышлял он и «Русский провинциальный некрополь» во многих томах, но революция разрушила эти планы, как и сами кладбища.
В 1904 году Сергей Павлович Дягилев задумал «грандиозную и неповторимую» выставку русского портрета за 200 лет его существования (1700–1900). Подготовка началась за год. С.П. Дягилев ездил по провинции, осматривал старые усадьбы и коллекции, выявил около 4000 портретов. Н.Н. Врангель описывал старые собрания в Петербурге. А.Н. Бенуа изучил дворцовые коллекции. И.Э. Грабарь, достаточно хорошо знавший московские собрания, рекомендовал их на выставку. Работа кипела, нужно было только выбрать кого-то из «августейших», кто бы дал этому предприятию имя. Выбор пал на великого князя Николая Михайловича, который уговорил Николая II взять выставку под высочайшее покровительство, а сам стал председателем выставочного комитета. Он предоставил свой дворец в полное распоряжение выставочного комитета, разрешил направлять портреты из провинции на его адрес. Написал около 800 собственноручных писем с просьбой представить картины на выставку. Конечно, владельцам портретов лестно было получить такое письмо от великого князя, и они охотно давали работы (10). Сам Николай Михайлович предоставил на выставку 8 портретов (11).
Таврическая выставка открылась 6 марта 1905 года и закрылась 26 сентября. На ней экспонировалось 2286 портретов, около 300 портретов не вошло в экспозицию «за полным отсутствием места». Отзывы прессы были восторженные, даже В.В. Стасов, давний и непримиримый противник Дягилева, писал о выставке, что она «превосходит все прежние выставки количеством материала… Для того, чтобы справиться со всем этим, нужна большая энергия, настойчивость, бесконечное терпение. Главный распорядитель г. Дягилев заслуживает за все это величайшего одобрения и признательности» (12). Все портреты Таврической выставки были сфотографированы и частично опубликованы в издании великого князя Николая Михайловича «Русские портреты XVIII и XIX столетий» в 5-ти томах (СПб., 1905–1909).
Раздавались голоса, что великий князь присвоил коллективный труд многих, но это не так. На титульном листе стоят слова «издание великого князя», то есть он выступает не автором, а издателем, что далеко не одно и то же. В издание вошли 1087 портретов. Биографические справки к портретируемым писали сотрудники Николая Михайловича по Русскому Историческому обществу. Эти биографии представляют необычайный интерес, так как составлены по архивным данным, по мемуарам и семейным преданиям. Пятитомное собрание «Русских портретов…» – нестареющий памятник отечественной культуре и быту двух замечательных столетий. Недаром в 1999 году было предпринято полное переиздание этого труда (в несколько уменьшенных размерах). Таврическая выставка 1905 года постоянно «работает», ибо ни один исследователь русского портрета не обходится без обращения к ее материалам. Это памятник и ее устроителям – С.П. Дягилеву, Николаю Михайловичу, Н.Н. Врангелю, А.Н. Бенуа, В.Н. Аргутинскому-Долгорукому, М.П. Яремичу, А.А. Трубникову и сотням коллекционеров.
Критика очень благожелательно встретила «Русские портреты…». В них действительно было очень мало ошибок и промахов, без чего в таком огромном издании не обойтись. Портреты Таврической выставки были сфотографированы в нескольких комплектах. Один комплект делали С.П. Дягилеву для задуманного им «Словаря портретов» (издание не состоялось)(13), второй – для фотоархива Николая Михайловича, о котором мы будем говорить ниже; третий – для П.П. Вейнера. 80 репродукций вышли в издательстве Общины святой Евгении (14). Позднее сделали еще два комплекта: для Русского музея императора Александра III в Санкт-Петербурге и Императорского Российского Исторического музея имени императора Александра III в Москве (15). Наступил 1908 год. Журнал «Старые годы» и ряд собирателей, обладавших замечательными частными коллекциями старой западноевропейской живописи, решили устроить выставку старинных картин, никогда до этого не выставлявшихся. Таких произведений набралось 463, среди которых были шедевры мирового масштаба: «Мадонна» Леонардо да Винчи, «Голова Христа» Рембрандта, «Похищение Европы» Лоррена, «Смерть Клеопатры» Тьеполо, «Мария Магдалина» Перуджино, «Бегство в Египет» Патинира и еще сотни и сотни превосходнейших шедевров. Великий князь Николай Михайлович на выставку предоставил 8 работ. На открытии выставки сложилась нервная обстановка. Академик живописи М.П. Боткин запретил открытие, придравшись к несущественной неисправности электропроводки. Барон Н.Н. Врангель, генеральный комиссар выставки, дал ему пощечину. Был вызван полицеймейстер и выставку, не успев открыть, закрыли. Устроители понесли огромные потери (П.П. Вейнер, например, потерял 20 000 рублей), а Врангель отсиживал двухмесячное заключение в тюрьме (16).
А в 1912 году журналом «Аполлон» и Французским институтом в Санкт-Петербурге была устроена блестящая выставка «Сто лет французской живописи» (1812–1912)». Почетным президентом ее вновь был избран великий князь Николай Михайлович. В комитет входило множество известнейших французских ученых, министров, послов: с русской стороны князь В.Н. Аргутинский-Долгоруков, А.Н. Бенуа, П.П. Вейнер, В.А. Верещагин, С.М. Волконский, В.П. Зубов, И.А. Морозов, Д.И. Толстой, С.А. Щербатов и ряд других крупнейших деятелей культуры.
Барон Н.Н. Врангель хотя и не входил в оргкомитет выставки, принимал в ней самое активное участие. «Врангель разрабатывал генеральную идею экспозиции, ее пространственное решение, руководил процессом оформления отделов и, что еще более важно, определял состав экспонентов»17. В письме к П.Д. Эттингеру от 7.12.1911 он писал: «Дело в том, что покончив с Парижем, откуда к нам уже выехали 400 картин и 2000 рисунков, я принимаюсь за охоту по французским картинам, находящимся в России. Хотя немного, но кое-что, может быть, найду.
На днях, просматривая каталог картин Брокара в Москве, мне попался ряд французских имен, весьма для меня интересных: Диаз, Делакруа, Бомонт, Изабе, два Герарда, два Демарна, пять Свебахов, Белланж, Прюдон, Раффе. Можно ли этому верить? Очень бы хотелось знать Ваше на сей счет мнение. <…> Если у него есть картины, достойные выставки, я попрошу Великого Князя Николая Михайловича написать Брокару письмо с просьбой прислать эти картины на нашу выставку» (18).
Одной из главных задач выставки было показать преемственность и связь современных течений с заветами учителей: Давида, Энгра, Коро, Манэ, Дега, Ренуара, Монэ, Гогена и Сазанна. Много внимания уделялось и россике. На выставке экспонировались 929 работ, в том числе 25 скульптур Родена, Бари, Майоля, Бурделя. Из художников прекрасно были представлены Ренуар (23 работы), Милле (10 работ), Марке (7 работ), Мане (10 работ, среди них потрясающий «Бар в Фоли-Бержер», 1882 г.), Курбе (26 работ), Коро (22 работы), Жерико (7 работ), Делакруа (19 работ), Моне (9 работ) и Сезанн (16 работ) (19). Это была настоящая галерея великой французской живописи, недаром за нее многие члены комитета получили высший орден Франции «Почетный легион».
Николай Михайлович представил на выставку 28 произведений, в преобладающем большинстве это были портреты. К выставке он роскошно издал под своей редакцией «Военную галерею 1812 года» (СПб., 1912) с изображениями фототипий всех 332 генералов-участников антинаполеоновской войны 1812–1815 годов. Эта большая книга является последним памятником героической борьбы, презназначенная увековечить русский патриотизм. После революции дело не пошло дальше небольших книжечек и фальсифицированной истории Отечественной войны 1812 года, взрывом могил героев на Бородинском поле и т.п.
В 1915 году в журнале «Столица и усадьба» (№ 36–37) вышла посмертная статья барона Н.Н. Врангеля «Русские люди в собрании Великого Князя Николая Михайловича». Произведение это – прощальная песнь автора, посвященная красоте искусства, ушедшим людям, которым так хорошо жилось в XVIII и XIX веках в уютной дворянской семье, от которой остались лишь бабушкины сказки. Несмотря на печальную эссеистичность, статья очень информативна и называет почти сотню имен. В самый разгар мировой войны Врангель пишет: «И странно сказать, что в эпоху ужасов и скорби, в дни тяжелых потерь, в дни, когда у каждого из нас есть кто-либо родственный или близкий, ушедший навеки, как-то еще острее и болезненнее ощущается все это умершее прошедшее» (20). Эти слова звучат реквиемом и самому себе, и Николаю Михайловичу, ибо жить ему оставалось менее четырех лет; Врангелю «повезло» – он «вовремя» умер…
Статья «Русские люди» снабжена целым рядом чудесных фотографий, изображающих кабинет великого князя. Все пространство стен, квадратные колонны, передвижные витрины наполнены дивными миниатюрами, портретами, акварелями. Я их насчитал около трех сотен, а в наших музеях сейчас единицы. Где остальное? Старые эрмитажники (В.М. Глинка, М.В. Доброклонский) говорили, что после национализации собрания Николая Михайловича в 1922 году многие вещи, особенно миниатюры, оказались на аукционе в Лондоне (21). Портретная коллекция Николая Михайловича в 1915 году была довольно велика, она насчитывала по литературным источникам 110 произведений живописи (скульптурное собрания установить не удалось). Коллекция являлась как бы продолжением научных исследований автора, иллюстрацией к его трудам. Основное место в нем занимали исторические деятели: Наполеон, Талейран, Мюрат, Макдональд, Веллингнот и другие. Русские люди в собрании великого представлены всеми слоями общества: императорами, министрами, военачальниками, рядовыми дворянами, кончая лейб-кучером Ильей Байковым. Преобладали работы западных мастеров: Лоуренса, Виже-Лебрен, Греза, Герена, Лефевра, Верне, Барбье, Ризенера, Дэна, Рю, Лампи, Буальи. Русские мастера были представлены произведениями А.П. и К.П. Брюлловых, П.Ф. Соколова, имелись единичные работы Р.Г. Судковского. Завершала это необычное собрание прекрасная подборка портретной миниатюры.
Важное значение имел фотоархив, насчитывавший около 3000 портретов. Более половины из них вошли в «Русские портреты», «Военную галерею» и другие работы. Но много осталось и неопубликованного. Вообще судьба этого архиценного фотоархива весьма неясна, он даже не вынесен в опись эрмитажного собрания22. Коллекцию Николая Михайловича национализировали в 1922 году, но некоторые ее экспонаты поступали в музеи из Госфонда еще в 1927-м. Это объясняется тем, что в Петербурге было собрано огромное количество сокровищ, и их разбирали в течение пяти-семи лет. А в 1928 году Госфонд закрыли совсем – брать уже было нечего! В настоящее время от великолепного собрания Николая Михайловича остались жалкие остатки: 14 картин в Эрмитаже, 3 картины в ГРМ, 2 миниатюры в Русском музее и 6 – в Эрмитаже. О количестве фотоархивов в Санкт-Петербурге и Москве полных данных нет, но думаем, они сохранились целиком.
…В начале января 1919 года Николай Михайлович посылает из камеры прошение, в котором сообщает, что он пишет большую работу о Сперанском, несмотря на тяжелые условия и недостаток материала. Он просит вернут ему свободу. Дать отдохнуть. А затем готов взять на себя какую угодно работу по специальности. Никаких коварных замыслов против советской власти он не имел и не имеет… (23) Это вероятно последнее письмо великого гражданина и великого историка.
Автор приносит искреннюю признательность Анне Георгиевне Обрадович (Санкт-Петербург), Николаю Николаевичу Никулину (Санкт-Петербург), Сергею Алексеевичу Сапожникову и Андрею Леонидовичу Кусакину (Москва) за предоставленные редкие материалы по биографии Великого Князя.
Примечания
1. Из женщин романовской семьи величайшего уважения заслуживают великие княгини Елизавета Федоровна (1865–1918), сестра последней императрицы, прославленная русской православной Церковью в сонме святых: умница и «вечный» враг Наполеона Екатерина Павловна (1788–1819), жена принца Ольденбургского; учредитель Русского музыкального общества и первой общины сестер милосердия Елена Павловна (1806–1873), жена великого князя Михаила Павловича; жена великого герцога Веймарского Мария Павловна (1786–1859), друг Гете; коллекционер Екатерина Михайловна, принцесса Саксен-Альтенбургская (1827–1894); президент Академии художеств Мария Павловна (1854–1923); принцесса Ольденбургская Евгения Максимилиановна (1854–1925), попечительница комитета о сестрах Красного Креста, основательница Максимилиановской лечебницы.
2. Епанчин Н.А. На службе трех императоров. М., 1996. С. 530; Российский архив. М., 1991. Т. 1. С. 322.
3. За ним последовали Анастасия Михайловна (1861–1929), Михаил Михайлович (1861–1929), Георгий Михайлович (1863–1919), Сергей Михайлович (1865–1918), Александр Михайлович (1866–1933), Алексей Михайлович (1875–1895).
4. Марченко Н. Именитые россияне. По страницам издания великого князя Николая Михайловича «Русские портреты XVIII и XIX столетий // Мир музея. 1992. № 1/123. С. 44; Шербатов С. Художник в ушедшей России. М., 200. С. 561.
5. Волков А.А. Около царской семьи. М., 1993. С. 63.
6. Такой титул ему полагался как правнуку императора Николая I. Впоследствии, в эмиграции, глава императорского дома в изгнании Владимир Кириллович в 1918 году пожаловал его титулом Великого Князя.
7. Великий князь Гавриил Константинович. В Мраморном дворце. Из хроники нашей семьи. СПб. – Дюссельдорф. 1993. С. 151–154.
8. Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. М., 2001. С. 315.
9. Русский некрополь в Париже обследовал В.М. Андерсон.
10. Сергей Дягилев и русское искусство. М., 1982. Т. 1. С. 383.
11. Дягилев С.П. Список портретов, отобранных для историко-художественной выставки 1905 года в общественных и частных собраниях г. С-Петербурга. СПб., 1905. С. 362.
12. Цит. по: Сергей Дягилев и русское искусство. Т. 1. С. 386.
13. Хранящийся в ГТГ комплект происходит из коллекции Дягилева, которую он продал, когда перестал заниматься русским портретом (в 1913 году?).
14. Наличие их в каталоге к выставке (М.: «Издательство Общины св. Евгении – Комитет популяризации художественных изданий», 1990) не отмечено.
15. Ныне: Государственный Русский музей и Государственный Исторический музей.
16. Маковский С. На Парнасе Серебряного века. М., 2000. С. 470–471; Банников А.П. Несостоявшаяся выставка // Панорама искусств – 7. М., 1984. С. 284–294; Лаврухина И.А. Обстоятельства создания последних глав «Истории скульптуры»: Эпизод творческой биографии Н.Н. Врангеля // Русское искусство Нового времени: Исследования и материалы. Сборник статей. Отв. Ред. И.В. Рязанцев. М., 2000. С. 185–194.
17. Лаврузина И.А. Барон Н.Н. Врангель и его вклад в изучение русского искусства XVIII – первой половины XIX века. Автореферат кандидатской диссертации. СПб., 2000. С. 19.
18. Эттингер П.Д. Статьи. Из переписки. Воспоминания современников. М., 1989. С. 128.
19. Выставка «Сто лет французской живописи. 1812–1912». Каталог. СПб., 1912.
20. Врангель Н.Н. Русские люди в собрании Великого Князя Николая Михайловича // Столица и усадьба. 1915. № 36–37. С. 4.
21. Глинка В.М. К методике определения личностей, изображенных на портретах, и датировки произведений искусства по форме одежды и орденским знакам // Геральдика: материалы и исследования. Сборник научных трудов. Л., Государственный Эрмитаж, 1983. С. 90. Прим. 5 (сообщение М.В. Доброклонского).
22. Маришкина В.Ф. Фотоархив Государственного Эрмитажа. Справочник-путеводитель. СПб., 1992.
23. Великий князь Николай Михайлович. Письмо из заключения // Наше наследие. 1992. № 25. С. 87. Точная дата расстрела, согласно справки Генеральной Прокуратуры РФ № 13/1100–97 ст. 19.06.99, неизвестна.
Анатолий Банников
| Систематик живой природы | ||
|---|---|---|
|
||
Первый из семи детей великого князя Михаила Николаевича и Ольги Федоровны (до замужества Цецилия Августа, принцесса и маркграфиня Баденская, младшая дочь великого герцога Леопольда Баденского и Софии Вильгельмины Шведской).
Первый офицерский чин получил в 1875 году; с 1877 года в звании штабс-капитана прикомандирован к переменному составу Кавказской учебной роты, с 1879 года - к Кавказскому 2-у стрелковому батальону .
В 1909 году после смерти отца наследовал огромное состояние, в том числе имения Грушевское в 75 066 десятин и Боржомское в 69 513 десятин.
Среди тех, кого вписали греки, был и Николай Михайлович, он занял девятое место и набрал менее 0,01 процента голосов. Правда, следует признать, что представители российского, британского и французского царствующих домов не могли занимать греческий трон согласно Лондонской конференции 1832 года .
К чему затеяли эту убийственную войну, каковы будут ее конечные результаты? Одно для меня ясно - во всех странах произойдут громадные перевороты. Мне мнится крах многих монархий и триумф мирового социализма. У нас на Руси не обойдется без крупных волнений и беспорядков.
C 28 июля 1914 года он состоял в распоряжении главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта .
Николай Михайлович придерживался либеральных оппозиционных взглядов, за что получил в светских кругах прозвище Филипп Эгалите в честь видного деятеля французской революции, принца крови и родственника Людовика XVI. Прозвище оказалось провидческим - великий князь, как и Филипп Эгалите, разделил участь монарха и был казнён во время революции.
| Дом Романовых (после Петра III) | |||||||||||||||
|
|||||||||||||||
Константин Николаевич
|
|||||||||||||||
| Николай Николаевич Старший | |||||||||||||||
| Михаил Николаевич |
Его младший брат великий князь Александр Михайлович в своих эмигрантских мемуарах писал:
Нас называли «опасными радикалами»; первая часть прозвища «опасные» отражала досаду придворных кругов, вторая - «радикалы», быть может, и соответствовала истине, но зависела всецело от смысла, придаваемого этому слову, которым нередко злоупотребляют. Мой старший брат Николай Михайлович был несомненно самым «радикальным» и самым одаренным членом нашей семьи. Моя мать мечтала о его блестящей военной карьере, и, чтобы доставить ей удовольствие, мой брат Николай окончил военное училище с отличием. Однако истинное его призвание было в отвлеченных исторических изысканиях. <…> Постепенно он отдалялся от связей с военным миром и проводил все своё время в исторических архивах С. Петербурга и Парижа . Его монументальная биография Императора Александра I , написанная после долгих лет собирания материалов и проверки дат, останется непревзойденной в исторической русской литературе. <…> Книга, которая была переведена на французский язык, произвела сенсацию в среде французских наполеонистов , заставив их пересмотреть, исправить и даже пересоставить целый ряд исторических трактатов. <…> Николаю Михайловичу было, по-видимому, определённо неприятно объяснять многое из того, что происходило в России, своим друзьям в Коллеж де Франс и в Палате депутатов . Не могу сказать, чтобы я был вполне согласен с его «офранцуженными» политическими симпатиями. Будучи горячим поклонником парламентарного строя и убежденным почитателем словесных дуэлей Клемансо - Жореса, он не хотел допустить того, что создание в России конституционного строя по образцу III французской республики закончилось бы полным провалом. Истина заключалась в том, что он родился не в той стране, где ему следовало бы родиться.
Являлся наиболее радикальным оппонентом царствующего монарха из числа великих князей, чья оппозиционная позиция в 1916-1917 годах в отношении проводимого царём и его правительством курса получила название «великокняжеская фронда». Одобрил убийство Г. Е. Распутина :21-22 .
31 декабря 1916 года за участие в «фронде» получил приказание Николая II выехать в своё имение Грушёвку, которое исполнил 1 января 1917 года. Возвратился в столицу 1 марта 1917 года после начала Февральской революции . С радостью воспринял революционные события :358 и признал власть Временного правительства.
Однако очень скоро во взглядах Николая Михайловича наступило разочарование в происходивших в России революционных событиях. 16 марта 1917 года он был уволен из Русской армии. Французский посол М. Палеолог записал в своём дневнике 5 мая 1917 года:
Прощальный визит великому князю Николаю Михайловичу. Как далёк он от великолепного оптимизма, который он проявлял в начале нового режима!… в то время, как он проводил меня через салоны в вестибюль, в голосе его слышалось волнение… - Не могу же я забыть, что я висельник! :416
После Октябрьской революции Николай Михайлович, как и остальные представители дома Романовых, подвергся преследованию со стороны Советской власти. В марте 1918 года было принято решение о его ссылке с братом Георгием Михайловичем и кузеном Дмитрием Константиновичем в Вологду . В Вологде он пробыл с 3 апреля по 21 июля 1918 года :66-67, 135 Проживал по адресу Златоустинская набережная 6 б (ныне Набережная VI-й Армии, 99А), в 2 комнатах на 2 этаже дома, расположенного в глубине квартала. Вместе с ним в ссылке находился его адъютант генерал Брюммер :69-70 . В ссылке великий князь активно общался с иностранными дипломатами. Французский посол Жозеф Нуланс и секретарь посольства граф Луи де Робиен посещали Николая Михайловича в доме на Златоустинской набережной и оставили описание жилища, имеющее большое значение для сохранения дома как памятника истории. Представители Великобритании предлагали Романовым бежать с подложными паспортами, но они отказались :116-121 . 1 июля 1918 года Николай Михайлович был арестован, а 21 июля 1918 года перевезен в Петроград, где содержался в Доме предварительного заключения .
9 января 1919 г. Президиум ВЧК (в заседании участвовали Я. Х. Петерс , М. И. Лацис , И. К. Ксенофонтов и секретарь О. Я. Мурнек) вынес постановление «Приговор ВЧК к лицам бывшей императорской своры - утвердить, сообщив об этом в ЦИК» . Несмотря на ходатайства Академии наук и Максима Горького , Ленин подтвердил приговор с формулировкой «революция не нуждается в историках» .
Николай Михайлович был расстрелян большевиками в Петропавловской крепости в последнюю декаду января 1919 года вместе с ещё тремя великими князьями - своим родным братом Георгием Михайловичем и двоюродными - Павлом Александровичем и Дмитрием Константиновичем . Жена Павла Александровича, княгиня Ольга Палей , писала :
Один старый тюремный служитель, видевший казнь, рассказал… В среду Павла, одного, привезли на Гороховую и продержали до десяти вечера. Потом объявили, что увозят без вещей. С Гороховой привезли в Петропавловку. Трёх других великих князей доставили со Шпалерной . Всех вместе отвели в тюрьму Трубецкого бастиона . В три ночи солдаты, по фамилии Благовидов и Соловьев, вывели их голыми по пояс и провели на территорию Монетного двора , где у крепостной стены напротив собора была вырыта общая могила, где уже лежали тринадцать трупов. Поставили князей на краю и открыли по ним стрельбу.
Командовал экзекуционным отрядом некий Гордиенко, тюремный надзиратель, получавший в своё время ценные подарки из Кабинета Его Величества. Вероятно, Николай Михайлович был похоронен на месте расстрела в братской могиле. Сообщение о расстреле великих князей было опубликовано 31 января 1919 года в «Петроградской правде» .
Был единственным из казнённых большевиками Романовых, кого Русская православная церковь заграницей в 1981 году не стала причислять к лику святых .
Основным его вкладом были серии публикаций под названием «Memoires sur les Lepidopteres», известные как «Работы Романова». Он первым описал кавказский подвид Papilio alexanor orientalis . В течение 1884-1897 годов Н. М. Романов опубликовал 9 томов своей фундаментальной серии, которые сейчас являются библиографической редкостью, но ими до сих пор пользуются, так как они содержат первоначальные описания десятков видов. Наиболее важными являются красивый окрас бабочек и стадии их развития. Печатная промышленность того времени не давала возможности создать качественные цветные иллюстрации, поэтому печатались только контуры бабочек, которые потом от руки раскрашивались акварельными красками. По финансовым и техническим причинам значительная часть рисунков осталась нераскрашенной. В 1900 году Романов подарил всю свою коллекцию , в Санкт-Петербург . К тому времени она стала одной из самых крупных частных коллекций бабочек, содержащей более 110 000 особей, из которых примерно 18 000 были палеарктическими . Коллекция помещалась в 30 сейфов. В этой коллекции было много типовых особей. Они хранятся в Санкт-Петербурге, и бабочки из этой коллекции имеют этикетки на белой бумаге с рисунком царской короны в верхней части и текстом «Собрано Великим князем Николаем Михайловичем». Один из сейфов, который хранился в Ликани , был привезен в 1900 году в Кавказский музей в Тифлисе .
Виды и подвиды, названные Г. Е. Грум-Гржимайло и Г. Христофом в честь Н. М. Романова:
Николай Михайлович (Николай, Н., Н.М.), 1859-1919, Великий князь, старший сын Великого князя Михаила Николаевича, генерал-адъютант, генерал от инфантерии, историк, директор Русского музея (Александра III) в Петербурге. Масон, член тайного французского общества "Биксио". Убит большевиками в Петропавловской крепости.
Николай Михайлович, великий князь (14 апреля 1859 - 24 января 1919). Внук Николая , сын вел. кн. Михаила Николаевича . Крупнейший землевладелец (на 1912 имения Грушевское в 75 066 дес. и Боржомское в 69 513 дес.). Получил домашнее образование; выдержал экзамен за полный курс классической гимназии. Первый офицерский чин получил в 1875. С 1877 в чине штабс-капитана прикомандирован к переменному составу Кавказской учебной роты, с 1879 - ко 2-му Кавказскому стрелковому батальону. С 1881 в л.-гв. Гренадерском полку. В 1882-1885 учился в Николаевской академии Генерального штаба. С 1885 - в Кавалергардском Ее Величества полку. С 13 февраля 1892 председатель Русского географического общества. В 1897-1903 командующий Кавказской гренадерской дивизией. Генерал-адъютант (1903). После 1903 фактически оставил военную службу (состоя на ней формально; с 1913 - генерал от инфантерии), сосредоточившись на научной деятельности. Автор научных трудов по истории России начала XIX в:, инициатбр издания серии некрополей (Московский некрополь. М., 1907-1908. Т. 1-3; Петербургский некрополь. М., 1912-1913. Т. 1-4; Русский провинциальный некрополь. М., 1914. Т. 1), исторических портретов (Русские портреты XVIII и XIX столетий. СПб., 1905- 1909. Т. 1-5). Председатель Русского исторического общества (с 18 января 1910). В 1915 по решению Совета Московского университета получил степень доктора русской истории honoris causa. В годы мировой войны - генерал-инспектор кавалерии. Разделял взгляды оппозиционного думского большинства на положение в стране. Как активный участник так называемой великокняжеской фронды 31 декабря 1916 получил приказание Николая II выехать в свое имение Грушевку, которое исполнил 1 января 1917. Возвратившись в столицу 1 марта, немедленно признал власть Временного правительства. После Октябрьской революции выслан в Вологду; 1 июля 1918 был арестован, перевезен в Петроград и содержался в Доме предварительного заключения. Расстрелян в «порядке красного террора» в качестве «ответа» на убийство в Германии Р. Люксембург и К. Либкнехта.
Оставил отрывочные воспоминания: Записки // Гибель монархии / Сост. А. Либерман, С. Шокарев. М., 2000. С. 9-80.
Использованы материалы библиографического словаря в кн.: Я.В.Глинка, Одиннадцать лет в Государственной Думе. 1906-1917. Дневник и воспоминания. М., 2001.
Николай Михайлович. Довольно красивый и очень умный, он был прожженным
интриганом. Он начал военную службу в конной гвардии, но ушел оттуда потому,
что военные обязанности мешали ему посвятить все свое время историческим
исследованиям, к которым он имел вкус и выдающиеся способности. Он всегда
всех критиковал, но сам никогда ничего не делал. Он часто писал царю; по его
письмам видно, что он умел доставить государю удовольствие и рассмешить его,
но напрасно было бы искать в этих письмах какие-нибудь практические идеи.
Когда царь уехал на фронт, Николай Михайлович остался в Петрограде. В клубе,
где он всегда был в центре внимания, его язвительные высказывания,
ниспровергавшие все, что можно, наносили большой вред самодержавию. Критика,
исходящая из высших сфер, заражала своим ядом всех и разрушала моральный
авторитет государя. Императрица ненавидела его до глубины души. Именно
Николай Михайлович стал инициатором написания коллективного послания царю
(сразу же после убийства Распутина), которое окончательно рассорило царя и
его родственников.
Цитируется по кн.: Мосолов А.А. При дворе последнего царя. Воспоминания начальника дворцовой канцелярии. 1900-1916. М., 2006.
Мой старший брат Николай Михайлович был несомненно самым «радикальным» и самым одаренным членом нашей семьи. Мать мечтала о его блестящей военной карьере, и, чтобы доставить ей удовольствие, брат Николай окончил военное училище с отличием. Однако истинное его призвание было в отвлеченных исторических изысканиях. Он служил в Кавалергардском полку только вследствие его дружеских отношений с императрицей Марией Федоровной (моей тещей) и носил звание командира этого полка. По умственному развитию он был настолько выше своих товарищей-однополчан, что это лишало его всякого удовольствия от общения с ними.
Постепенно он отдалился от связей с военным миром и проводил все свое время в исторических архивах С.-Петербурга и Парижа. Его монументальная биография Александра I, написанная после долгих лет собирания материалов и проверки дат, останется непревзойденной в исторической русской литературе. Ни один студент начала двадцатого столетия не мог не знать анализа событий и обозрения периода, описанного великим князем Николаем Михайловичем. Книга, которая была переведена на французский язык, произвела сенсацию в среде французских наполеонистов, заставив их пересмотреть, исправить и даже пересоставить целый ряд исторических трудов.
Французская Академия избрала его своим членом - честь, которой почти никогда не удостаивались иностранцы, и его всегда осыпали приглашениями прочесть лекции во французских исторических обществах. Глубокие познания в области французской культуры и зрелое понимание западной цивилизации помогли ему завязать дружбу со многими выдающимися французскими писателями и учеными. В Париже он чувствовал себя как дома, хотя большинство парижан и удивлялось при виде того, что великий князь предпочитает держать путь в сторону Коллеж де Франс, а не по направлению Монмартра, и его скромная привычка жить в старом отеле «Вандом» заставляла метрдотелей и владельцев гостиниц высказывать опасения, что дела великого князя пошатнулись.
Николаю Михайловичу было, по-видимому, определенно неприятно объяснять многое из того, что происходило в России, своим друзьям в Коллеж де Франс и в палате депутатов. Не могу сказать, чтобы я был вполне согласен с его «офранцуженными» политическими симпатиями. Будучи горячим поклонником парламентского строя и убежденным почитателем словесных дуэлей Клемансо - Жореса, он не хотел допустить того, чтобы создание в России конституционного строя по образцу Третьей Французской республики закончилось полным провалом. Истина заключалась в том, что он родился не в той стране, где ему следовало бы родиться. В гвардии ему дали прозвище «Филипп Эгалитэ», но авторы этого прозвища не подозревали, что их царственный однополчанин шел в своем демократизме гораздо дальше, нежели брат французского короля, который мечтал воспользоваться революцией как трамплином для достижения собственных честолюбивых планов.
Мой брат Николай обладал всеми качествами лояльнейшего президента цивилизованной республики, и это заставляло его часто забывать, что Невский проспект и Елисейские поля - далеко не одно и то же. Пространное письмо, адресованное им в июле 1916 года государю императору, содержало в себе несколько абзацев, написанных по-французски. «Дорогой Ники, - объяснял великий князь Николай Михайлович в постскриптуме, - извини меня за французскую речь, но мне кажется, на этом языке я нахожу более удачные выражения, чтобы высказать мои мысли...» Блестящий стилист, обладавший талантом в художественной прозе, он, вероятно, сознавал, что его «галлицизированные мысли» будут звучать по-русски по меньшей мере странно.
К моему старшему брату можно было бы легко применить пушкинскую эпиграмму, посвященную Чаадаеву:
Он вышней волею небес Рожден в окопах службы царской; Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес, А здесь он - офицер гусарский.
Я не знаю никого другого, кто мог бы с большим успехом нести обязанности русского посла во Франции или же в Великобритании. Его ясный ум, европейские взгляды, врожденное благородство, его понимание миросозерцания иностранцев, широкая терпимость и искреннее миролюбие стяжали бы ему любовь и уважение в любой мировой столице. Неизменная зависть и глупые предрассудки двора не позволили ему занять выдающегося положения в рядах русской дипломатии, и вместо того чтобы помочь России на том поприще, на котором она более всего нуждалась в его помощи, он был обречен на бездействие людьми, которые не могли ему простить его способностей, его презрения к их невежеству. С этой точки зрения жизнь его была прожита без пользы.
В ранней молодости он влюбился в принцессу Викторию Баденскую - дочь нашего дяди, великого герцога Баденского. Эта несчастная любовь разбила его сердце, так как православная церковь не допускала браков между двоюродными братом и сестрою. Она вышла замуж за будущего шведского короля Густава-Адольфа, он же остался всю жизнь холостяком и жил в своем обширном дворце, окруженный книгами, манускриптами и ботаническими коллекциями.
Великий князь, генерал адъютант, генерал от инфантерии, старший сын великого князя Михаила Николаевича. Родился 14 апреля 1859 г. В 1878 г. произведен в офицеры. Участвовал в русско турецкой войне 1877 1878 гг. Служил 10 лет в Кавалергардском… … Биографический словарь
Романов (1859 1919), великий князь, внук императора Николая I, историк, генерал от инфантерии (1913). Монографии по истории России 1 й четверти 19 в. В 1909 17 председатель русского исторического общества. После Октябрьской революции арестован, с … Современная энциклопедия
- (1859 1919) великий князь, внук императора Николая I, историк, генерал от инфантерии (1913), почетный член Петербургской АН (1898). Монографии по истории России 1 й четв. 19 в. В 1909 17 председатель Русского исторического общества. После… … Большой Энциклопедический словарь
- (1859 1919), великий князь, внук императора Николая I, историк, генерал от инфантерии (1913), почётный член Петербургской АН (1898). В 1909 1917 председатель Русского исторического общества. Труды по истории России 1 й трети 19 в.: Граф П. А.… … Русская история
Великий князь, сын великого князя Михаила Николаевича; род. 14 апреля 1859 г.; полковник, командир 16 гренадерского Мингрельского Его Имп. Высочества вел. кн. Дмитрия Константиновича полка, шеф 3 гвард. артиллерийской бригады и 82 пехотного… … Большая биографическая энциклопедия
- (1859 1919), великий князь, внук императора Николая I, генерал от инфантерии (1913), историк, почётный член Петербургской АН (1898). Монографии по истории России первой четверти XIX в. В 1909 17 председатель Русского исторического общества. После … Энциклопедический словарь
- (Романов) , русский великий князь, историк, председатель Русского исторического общества (1909 17). Сын Михаила Николаевича (См. Михаил Николаевич) (Романова). В 1884 1903 на военной службе. Стоял в… … Большая советская энциклопедия
Великий князь, сын вел. кн. Михаила Николаевича, род. 14 апр. 1859 г., полковник, командир 16 гренадерского Мингрельского Его Имп. Высочества вел. кн. Дмитрия Константиновича полка, шеф 3 гвард. артиллерийской бригады и 82 пехотного Дагестанского … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона
- (Романов) (14.IV.1859 28.I.1919) рус. вел. князь, воен. деятель и историк. Пред. Рус. ист. об ва. Закончив Академию Генерального штаба, с 1884 по 1903 был на командных должностях в армии. С кон. 19 в. обратился к исследованию эпохи Александра I,… … Советская историческая энциклопедия
Николай Михайлович - (1859 1919) вел. кн., ст. сын вел. кн. Михаила Николаевича (см.), внук имп. Николая I, известный рус. историк, ген. адъютант, ген. от инфантерии, пред. Имп. Рус. Геогр. об ва, пред. Имп. Рус. Историч. об ва (1909 17). Способствовал учреждению в… … Российский гуманитарный энциклопедический словарь
В рамках рубрики «Исторический календарь» мы продолжаем наш , посвященный приближающемуся 100-летию революции 1917 года. Проект, названный нами «Могильщики Русского царства», посвящен виновникам крушения в России самодержавной монархии ‒ профессиональным революционерам, фрондирующим аристократам, либеральным политикам; генералам, офицерам и солдатам, забывшим о своем долге, а также другим активным деятелям т.н. «освободительного движения», вольно или невольно внесшим свою лепту в торжество революции ‒ сначала Февральской, а затем и Октябрьской. Продолжает рубрику очерк, посвященный члену Императорской фамилии, известному русскому историку, внуку Императора Николая I Великому князю Николаю Михайловичу, возглавившему накануне Февральской революции «великокняжескую фронду».
Родился 14 апреля 1859 года в Царском Селе. Его отцом был Великий князь Михаил Николаевич (1832‒1909) ‒ младший сын Императора Николая I, генерал-фельдмаршал, наместник на Кавказе и председатель Государственного совета, положивший начало ветви Романовых, именуемой «Михайловичами». Мать ‒ Великая княгиня Ольга Федоровна (1839‒1891) ‒ до принятия православия звалась Цецилией Августой, и была до замужества принцессой и маркграфиней Баденской. Являясь натурой темпераментной, в великосветских кругах Ольга Федоровна имела репутацию смелой женщины, не воздержанной на язык и даже не боявшейся перечить Императору Александру III, который как-то с досадой сказал о ней: «Ольгу Федоровну все признают умною женщиной. В чем же выражается этот ум? Сплетничает и читает пустейшие романы, а никаким серьезным делом заниматься не хочет» . С.Ю. Витте отзывался об Ольге Федоровне крайне нелестно: «Красивая, умная, с волею, она обладала прескверным характером, имела постоянных фаворитов и была самой хитрой и бессердечной. Она совершенно держала мужа в своих руках. Молва говорила, будто действительный отец ее был некий банкир-еврей, барон Haber. Император Александр III иногда называл ее в интимном кружке "тетушка Haber"» .
По существовавшей традиции Великий князь уже в день своего рождения был назначен шефом 3-й Гвардейской и Гренадерской Артиллерийских бригад, зачислен в лейб-гвардии Конно-гренадерский полк и лейб-гвардии 2-ю легкую батарею. Предполагалось, что его жизнь, как и жизнь практически всех Великих князей, будет посвящена военной службе. В 1875 году он получил чин подпоручика, в звании штабс-капитана воевал на Кавказском театре Русско-турецкой войны 1877-78 гг., удостоившись ордена святого Георгия 4-й степени за проявленную храбрость в сражении с турками на Аладжинских высотах (Западная Армения). После окончания войны, Великий князь продолжил службу в лейб-гвардии Гренадерском полку, затем, после окончания Николаевской академии Генерального штаба, отдал 10 лет службе в Кавалергардском полку, некоторое время командовал 16 гренадерским Мингрельским полком, а затем ‒ Кавказской гренадерской дивизией. Как отмечает современный исследователь, «самым большим достижением в военной карьере Николая Михайловича следует считать назначение в 1897 г. Командующим знаменитой Кавказской Гренадерской дивизией, как назвал ее в поздравлении сыну Михаил Николаевич ‒ первой по значению во "всей нашей доблестной армии". Но это была последняя военная должность Великого князя ‒ в 1903 г. он отчисляется от дивизии в чине генерал-лейтенанта (1901 г.). Тогда же последовало назначение Николая Михайловича генерал-адъютантом к Его Императорскому Величеству» . Последним военным чином стало для Николая Михайловича звание генерала от инфантерии по гвардейской пехоте, пожалованное Государем в 1913 году. В годы Первой мировой войны Николай Михайлович состоял при Ставке. По собственному желанию он был зачислен в распоряжение генерала Н.И. Иванова, которого сам выбрал как «лучшего из худших». В письме к Государю, Великий князь писал: «Ввиду того, что за 10 лет я окончательно отстал от фронта, то мог бы принести пользу только в качестве человека, состоящего по особым поручениям» . Просьба эта была Императором удовлетворена, ‒ во время войны Николай Михайлович исполнял личные поручения Государя, но никаких ответственных постов не занимал.
Но, несмотря на достигнутые высоты, не военная служба прославила Великого князя, а научная деятельность. Интерес Николая Михайловича к науке, проявившийся еще в юности, начался с энтомологии (раздел зоологии, изучающий насекомых), и уже в 18 лет за свои публикации в этой области он был избран членом Французского Энтомологического общества. На протяжении 26 лет Николай Михайлович собирал коллекцию бабочек, позже переданную в дар Зоологическому музею Императорской Академии Наук. В 1890-х годах Великий князь увлекся изучением русской истории, также сумев прославиться на этом поприще, получив широкую известность как автор ряда исторических трудов, посвященных эпохе Императора Александра I и Наполеоновских войн. По инициативе Николая Михайловича и под его руководством велась большая работа по публикации исторических источников и составлению справочников-некрополей. Однако, как отмечал монархист В.М. Пуришкевич, как историк Великий князь казался ему тогда (позже они найдут общий язык) «крайне несимпатичным», так как в своих исторических трудах выставлял своих царственных дедов и прадедов «в крайне неприглядном виде».
Его младший брат Александр Михайлович вспоминал: «Моя мать мечтала о его блестящей военной карьере, и, чтобы доставить ей удовольствие, мой брат Николай окончил военное училище с отличием. Однако истинное его призвание было в отвлеченных исторических изысканиях. Он служил в Кавалергардском полку только вследствие его дружеских отношений с Императрицей Mapиeй Федоровной (моей тещей) и носил звание командира этого полка. Он был настолько выше в смысле умственного развития своих товарищей-однополчан, что это лишало его всякого удовольствия в общении с ними. Постепенно он отдалялся от связей с военным миром и проводил все свое время в исторических архивах С.-Петербурга и Парижа. Его монументальная биография Императора Александра I, написанная после долгих лет собирания материалов и проверки дат, останется непревзойденной в исторической русской литературе. Ни один студент начала двадцатого столетия не мог не знать анализа событий и обозрения периода, описанного Великим князем Николаем Михайловичем. Книга, которая была переведена на французский язык, произвела сенсацию в среде французских наполеонистов, заставив их пересмотреть, исправить и даже пересоставить целый ряд исторических трактатов» .
Николай Михайлович был председателем Русского Исторического общества (с 1910), в 1915 году по решению Совета Московского университета получил степень доктора русской истории. Великий князь возглавлял также Русское Географическое общество (с 1892), Общество защиты и сохранения памятников искусства и старины (с 1910), был почетным членом Императорского Московского археологического общества (с 1907), Академии духовных и политических наук Института Франции (1913), доктором философии Берлинского университета (1910‒1914).
Великий князь считался одним из богатейших людей Российской империи. В его владении находились Ново-Михайловский дворец в Санкт-Петербурге, имение Михайловское в Петербургской губернии, имения в Екатеринославской, Херсонской и Таврической губерниях, имение Боржоми в Грузии, и, совместно с братьями - имением Вардане в Черноморской губернии (совокупно Николай Михайлович был владельцем около 150 тыс. десятин земли). Широко известны были его страсть к охоте и увлечение орнитологией. Великий князь никогда не был женат, что породило в обществе слухи о его нетрадиционной ориентации. Правда это или вымысел, сказать трудно, но если верить писательнице Н.Н. Берберовой, Николай Михайлович водился «с молодыми людьми, которых предпочитал молодым женщинам, относясь к последним более чем холодно», а «одним из его любовников был вел. кн. Дмитрий Павлович». О его личных качествах весьма нелестно отзывался известный государственный деятель А.А. Половцов, записавший в своем дневнике: «...Николай Михайлович по обыкновению взволнованный и преисполненный сплетен и всякого рода осуждений. ...Зная его как интригана и вообще не внушающего доверия человека, я всячески стараюсь молчанием отделаться от него. (...) Николай ‒ умный, злословливый и ничем серьезным не занимающийся (...) По обыкновению говорит много, зло, преувеличенно» .
Николай Михайлович придерживался весьма либеральных и оппозиционных взглядов. Находясь в переписке с писателем Л.Н. Толстым, он сообщал ему в одном из писем: «...Смею Вас уверить, что, несмотря на родственные узы, я гораздо ближе к Вам, чем к ним. Именно чувство деликатности вследствие моего родства заставляет меня молчать по поводу существующего порядка и власти, и это молчание еще тяжелее, так как все язвы режима мне очевидны и исцеление оных я вижу только в коренном переломе всего существующего» . Берберова утверждала, что Великий князь был членом масонской ложи. А вскоре он заслужил в светских кругах знаковое прозвище «Филипп Эгалите», данное ему в честь принца крови и родственника короля Людовика XVI, который, несмотря на свою принадлежность к Бурбонам и несметное богатство, отличался оппозиционностью, был великим мастером масонской ложи и во время Великой французской революции примкнул к революционерам. Французский посол Морис Палеолог оставил такую характерную запись в своем дневнике, после общения с Великим князем: «Николай Михайлович, "Николай Эгалитэ", интересующийся передовыми идеями и новыми людьми» . «Высокообразованный и весьма талантливый, он единственный из членов Императорской фамилии являлся искренним сторонником либеральных идей, которые высказывал с такой откровенностью, что заслужил при дворе прозвище "Филиппа Эгалите"», ‒ вспоминал министр иностранных дел А.П. Извольский. При этом, отмечал мемуарист, Великий князь «был в хороших отношениях с Императором и имел обыкновение говорить с ним совершенно откровенно. Они сообща работали в области исторических наук, ‒ Великий князь был председателем Императорского Исторического общества, а Николай II ‒ почетным его председателем. (...) [Но] несмотря на глубокое уважение, которое Николай II питал к нему, Великий князь не имел на Государя политического влияния и не занимал никакого поста на государственной службе» .
Прозвище «Филипп Эгалите», как показали дальнейшие события, оказалось пророческим. Николая Михайловича сближали с французским принцем не только происхождение, богатство и оппозиционность, но и трагический жизненный финал, ‒ как и Филипп Эгалите он стал жертвой революции, торжеству которой сам же невольно способствовал.
«Нас называли "опасными радикалами", ‒ вспоминал Великий князь Александр Михайлович. ‒ Мой старший брат Николай Михайлович был несомненно самым "радикальным" и самым одаренным членом нашей семьи. (...) Не могу сказать, чтобы я был вполне согласен с его "офранцуженными" политическими симпатиями. Будучи горячим поклонником парламентарного строя и убежденным почитателем словесных дуэлей Клемансо ‒ Жореса, он не хотел допустить того, что создание в России конституционного строя по образцу III французской республики закончилось бы полным провалом. Истина заключалась в том, что он родился не в той стране, где ему следовало бы родиться. В гвардии ему дали прозвище "Филиппа Эгалитэ", но авторы этого прозвища не подозревали, что их царственный однополчанин шел в своем демократизме гораздо дальше, нежели брат французского короля, который мечтал воспользоваться революцией, как трамплином для достижения собственных честолюбивых планов. Мой брать Николай обладал всеми качествами лойяльнейшего президента цивилизованной республики, что заставляло его часто забывать, что Невский проспект и Елисейские поля ‒ это далеко не одно и то же» .
«Николай Михайлович давно придерживался либеральных взглядов, в свое время переписывался с Л.Н. Толстым, был лично знаком со многими членами Государственной думы, открыто критиковал некоторых министров, но активного участия в политике до начала 1916 г. он не принимал» , ‒ отмечают историки Е.Е. Петрова и К.О. Битюков. Но оппозиционность Великого князя в итоге привела к тому, что накануне Февральской революции он превратился в наиболее радикального критика Царской семьи из числа Великих князей, став фактическим лидером «великокняжеской фронды». При этом Великий князь прекрасно осознавал угрозу, нависшую над монархией. Еще в 1914 году он писал: «...Для меня ясно, что во всех странах произойдут громадные перевороты ; мне мнится конец многих монархий и триумф всемирного социализма, который должен взять верх, ибо всегда высказывался против войны. У нас на Руси не обойдется без крупных волнений и беспорядков...» Но вывод, который делал из этого Николай Михайлович, оказывался сомнительным. По его мнению, риск революционных потрясений в России становился тем выше, чем более «правительство будет бессмысленно льнуть направо» . Такая логика привела к тому, что Великий князь оказался на стороне думской либеральной оппозиции. «Для Великого князя Николая Михайловича характерна связь с Думой, либеральные взгляды и несдержанность в политических и персональных оценках » , ‒ отмечают Е.Е. Петрова и К.О. Битюков.
Находясь в переписке с вдовствующей Императрицей Марией Федоровной, Николай Михайлович на протяжении 1916 года регулярно писал ей о «пагубном влиянии» Александры Федоровны, указывая, что «образ мыслей А.Ф. принял угрожающий оборот не только для повседневных интересов нашей родины, но и для интересов Ники и всей династии» . Не менее негативно он относился и к кадровым назначениям Царя, требуя от Императрицы-матери «открыть глаза Ники». В аристократическом яхт-клубе Николай Михайлович открыто позволял себе критику Императора и Императрицы, довольно резко высказывался о способностях правительства и командования Русской армии, пытался «открыть глаза» Царю на близкую катастрофу, полагая, что ее главными виновниками являются не критики власти, а ее носители. Особое недовольство Великого князя, как уже было сказано выше, вызывала Императрица Александра Федоровна, которая, по его мнению, сбила Царя с толка путем «ловких махинаций» при поддержке «темных сил». 1 ноября 1916 года Николай Михайлович направил Царю письмо, в котором заявлял, что если бы ему «удалось устранить это постоянное вторгательство во все дела темных сил, сразу началось бы возрождение России и вернулось бы утраченное тобою доверие громадного большинства твоих подданных» . «Когда время настанет, а оно уже не за горами, ‒ поучал Великий князь Императора, ‒ ты сам, с высоты престола можешь даровать желанную ответственность министров перед тобою и законодательными учреждениями...»
Среди других корреспондентов Великого князя были члены Прогрессивного бока думцы и Н.Н. Львов, встречался он и с председателем Государственной думы М.В. Родзянко, с которым имел «большую беседу». Николай Михайлович был в курсе состава намечавшегося либеральной оппозицией «ответственного министерства», оказывая этой идее посильное содействие. Встречался Великий князь и с , которому накануне убийства Г.Е. Распутина рассказывал о «темных силах» и «кознях» Императрицы, после чего правый депутат, по его собственным словам, «несколько минут, под впечатлением прослушанного, сидел, как загипнотизированный» и пришел в себя лишь после того, как Николай Михайлович предложил ему сигару. Возможно, отмечают современные исследователи, «этот разговор стал отправной точкой как для антираспутинского выступления В.М. Пуришкевича в Думе 19 ноября, так и для его участия в убийстве Г.Е. Распутина» . Ноябрьский «штурм власти», предпринятый в 1916 году оппозиционными депутатами Государственной думы, Николай Михайлович также приветствовал, заявив на следующий день после «исторической речи» В.М. Пуришкевича, во время которой он «плакал как ребенок, плакал от стыда» : «Я пробил брешь, и другие продолжили штурм, который завершился вчера в Думе . (...) Это моя первая победа».
«Записки» Великого князя за 1916 год прекрасно иллюстрируют его политические взгляды накануне революции. Особенно интересны в этом плане страницы, посвященные убийству Г.Е. Распутина. (Об отношении Великого князя к этому преступлению А.Н. Бенуа напишет в своем дневнике так: «Очень, говорят, наслаждается всей историей Вел. Князь Николай Михайлович, который, по некоторым сведениям, является настоящим подстрекателем» ). Характеризуя действия убийц, Николай Михайлович отмечал: «безусловно, они невропаты, какие-то эстеты, и все, что они совершили, ‒ хотя очистили воздух, ‒ полумера, так как надо обязательно покончить и с Александрой Федоровной, и с Протопоповым (министром внутренних дел. ‒ А.И .). ...У меня снова мелькают замыслы убийств, не вполне еще определенные, но логически необходимые, иначе может быть еще хуже, чем было. (...) С Протопоповым еще возможно поладить, но каким образом обезвредить Александру Федоровну? Задача ‒ почти невыполнимая. Между тем, время идет, а с их отъездом и Пуришкевича я других исполнителей не вижу и не знаю» . Правда, спохватившись и, видимо, ужаснувшись собственных мыслей, Великий князь сделал примечание: «Но, ей-ей, я не из породы эстетов и, еще менее, убийц...»
Сочувствие убийцам Распутина, а также участие князя в «великокняжеской фронде» не остались без внимания Императора. «До меня со всех сторон доходят сведения, ‒ говорилось в письме Государя, ‒ что Николай Михайлович в яхт-клубе позволяет себе говорить неподобающие вещи. Передайте ему, чтобы он прекратил эти разговоры, а в противном случае я приму соответствующие меры» . Оправдываясь, Николай Михайлович велел передать Императору следующее: «Пороков у меня много, язык без костей. Единственная может быть моя вина, что я еженедельно пишу имп. Марии Федоровне подробное письмо о текущих событиях, по силе своего разумения и совести. В этих письмах я пишу все, не стесняясь ничем, и говорю свое мнение, не стесняясь ни лицами, ни другими соображениями. (...) ...Возведенное на меня обвинение несправедливо и считаю себя невиновным» .
Крайне возмущена поведением Николая Михайловича была Императрица Александра Федоровна, расценивавшая его оппозиционную деятельность едва ли не как государственную измену. Она удивлялась, почему Царь не припугнет своего родственника ссылкой в Сибирь, и возмущенно писала супругу о том, что Николай Михайлович дурно отзывается о ней в яхт-клубе и при этом «прячется за спиной» Императрицы Марии Федоровны, что есть «мерзость и предательство». Заключая, что Николай Михайлович является «воплощением всего злого», «что все преданные люди ненавидят его», Александра Федоровна передавала супругу отзыв о Великом князе, данный Распутиным: «Человек он ничтожный». Вспомнив слухи о еврейском происхождении матери Николая Михайловича, Александра Федоровна в сердцах восклицала: «Скверный он человек, внук еврея!»
«Довольно красивый и очень умный, он был прожженным интриганом, ‒ утверждал начальник канцелярии Министерства Императорского Двора генерал А.А. Мосолов. ‒ ...Он всегда всех критиковал, но сам никогда ничего не делал. (...) Когда Царь уехал на фронт, Николай Михайлович остался в Петрограде. В клубе, где он всегда был в центре внимания, его язвительные высказывания, ниспровергавшие все, что можно, наносили большой вред самодержавию. Критика, исходящая из высших сфер, заражала своим ядом всех и разрушала моральный авторитет Государя. Императрица ненавидела его до глубины души. Именно Николай Михайлович стал инициатором написания коллективного послания царю (сразу же после убийства Распутина), которое окончательно рассорило Царя и его родственников».
В конце концов, терпение Императора иссякло (чашу терпения переполнила подпись под адресованным Государю коллективным письмом Великих князей, выступивших в защиту одного из убийц Распутина - Великого князя Дмитрия Павловича), и в последний день 1916 года Николай Михайлович получил приказание выехать на два месяца в свое имение Грушевку Херсонской губернии. Откликаясь на царское повеление, Николай Михайлович писал: «Александра Федоровна торжествует, но надолго ли, стерва, удержит власть? А он (царь. ‒ А.И.), что это за человек, он мне противен, а я его все-таки люблю, так как он души не дурной, сын своего отца и матери; может быть, люблю по рикошету, но что за подлая душонка!»
Столичное «общество» выражало опальному князю сочувствие. «Весь город, говорят, перебывал у него» , ‒ отметил в дневнике Великий князь Андрей Владимирович. «В высших кругах захлебывались рассказами о высылке В. Кн. Николая Михайловича, ‒ вспоминал жандармский генерал А.И. Спиридович. ‒ ...Некоторые, зная В. Князя, только как болтуна, находили высылку слишком строгой мерой и обвиняли за нее, конечно, Царицу» . Из уст в уста в высшем обществе передавали слова Николая Михайловича, брошенные накануне ссылки, что он поедет 1 января в Царское Село, так как «не желает целовать руки...» Сочувствующий российской либеральной оппозиции французский посол М. Палеолог так прокомментировал, взбудоражившее общество известие о «репрессии» в отношении члена Императорского Дома: «При получении известия об этом, мне тотчас приходит на память один исторический прецедент. 19 ноября 1787 г. Людовик XVI выслал герцога Орлеанского в его имение Виллер-Коттрэ, чтоб наказать его за то, что он заявил в парижском парламенте, что только генеральные штаты имеют право разрешить королю дополнительные налоги. Так неужели Россия дошла до 1787 г.? ‒ Нет!.. Она зашла уже гораздо дальше. Подвергая суровому наказанию великого князя Николая Михайловича, Император хотел, очевидно, терроризировать императорскую фамилию и ему это удалось, потому что она в ужасе; но Николай Михайлович не заслужил, может быть, "ни эту чрезмерную честь, ни эту обиду". В сущности он не опасен. Решающий кризис, который переживает царизм в России, требует Ретца или Мирабо. А Николай Михайлович скорее критик и фрондер, чем заговорщик; он слишком любит салонные эпиграммы. Он не является ни в малейшей степени человеком риска и натиска. Как бы там ни было, заговор великих князей дал осечку» .
По дороге в ссылку, Николай Михайлович, пообщавшись с представителями оппозиции В.В. Шульгиным и , оставил любопытную запись: «Шульгин ‒ вот он бы пригодился, но, конечно, не для убийства, а для переворота! Другой, тоже цельный тип, Терещенко, молодой, богатейший, но глубокий патриот, верит в будущее, верит твердо, уверен, что через месяц все лопнет, что я вернусь из ссылки раньше времени. Дай-то Бог! Его устами да мед пить. Но какая злоба у этих людей к режиму, к ней, к нему, и они это все не скрывают, и оба в один голос говорят о возможности цареубийства!»
Надежды Великого князя вскоре оправдались, но лишь отчасти. Из необременительной ссылки он смог вернуться в столицу во время Февральской революции. Николай Михайлович приветствовал Февральскую революцию и признал власть Временного правительства. Он несколько раз встречался с , обсуждая с ним вопрос об отказе всех Великих князей на престолонаследие и о передаче их удельных владений в пользу государства. Очень показательно желание Николая Михайловича сразу же после революции установить памятник декабристам, о котором он писал 7 марта 1917 года Керенскому, предлагая поддержать этот проект материально.
Он не стеснялся публично осуждать политику и личность Государя, чем вызвал гнев Великого князя Георгия Михайловича, писавшего в одном из частных писем, что «к ужасу своему» он прочел слова своего старшего брата в одной из газет, охарактеризованные им как «низкая и недостойная гадость», как месть «лежачему». Сам являясь противником Императрицы Александры Федоровны, Георгий Михайлович замечал: «Мы можем говорить между собой о чем нам угодно, но выносить грязь на улицу и поносить несчастного человека — это низко…» Генерал П.Н. Врангель вспоминал: «В ряде газет появились "интервью" Великих князей Кирилла Владимировича и Николая Михайловича, где они самым недостойным образом порочили отрекшегося Царя. Без возмущения нельзя было читать эти интервью».
М. Палеолог оставил следующее свидетельство, относящееся к мартовским дням 1917 года: «После полудня, проезжая по Миллионной, я замечаю Великого князя Николая Михайловича. Одетый в цивильный костюм, похожий с виду на старого чиновника, он бродит вокруг своего дворца. Он открыто перешел на сторону Революции и сыплет оптимистическими заявлениями. Я его достаточно знаю, чтобы не сомневаться в его искренности, когда он утверждает, что отныне падение самодержавия обеспечивает спасение и величие России; но я сомневаюсь, чтобы он долго сохранял свои иллюзии, и желаю ему, чтобы он не потерял их, как потерял свои иллюзии Филипп-Эгалитэ» .
Но иллюзии имеют свойство рассеиваться при соприкосновении с суровой реальностью. Как и у многих вольных или невольных виновников революции, во взглядах Николая Михайловича, человека неглупого, довольно скоро наступило разочарование в революционных событиях. «Анархия полная, и никто не может сказать, когда будет положен конец подобному положению вещей. "Большевизм" все больше и больше захватывает провинцию, и некоторые уезды в ряде губерний полностью опустошены крестьянами и дезертирами... Жгут и громят все, никого не щадя. Временное правительство не в силах обуздать этот народный шквал...» - писал он в начале октября 1917-го одному из своих корреспондентов. М. Палеолог, общавшийся с Великим князем в мае 1917 года, записал в своем дневнике следующие слова: «Как далек он от великолепного оптимизма, который он проявлял в начале нового режима! Он не скрывает от меня своей тоски и печали. (...) ...В то время, как он проводит меня через салоны в вестибюль, в голосе его слышится волнение. (...) - Не могу же я забыть, что я висельник!»
Последним словам вскоре суждено было сбыться. После прихода к власти большевиков Николай Михайлович, как и остальные представители Дома Романовых, подвергся преследованию. В марте 1918 года он вместе с братом Георгием Михайловичем и кузеном Дмитрием Константиновичем был выслан в Вологду. 1 июля 1918 г. находившийся в ссылке Великий князь был арестован, а 21 июля перевезен в Петроград и помещен в Дом предварительного заключения. Сидевший вместе с Великим князем последний военный министр Временного правительства А.И. Верховский, вспоминал: «Библиотекой заведовал бывший Великий князь Николай Михайлович, упрекавший меня за то, что я арестовал в Крыму Николая Николаевича и бывшую Императрицу Марию Федоровну. Николай Михайлович смеялся надо мною. "Вы нас арестовывали в апреле, а теперь сидите вместе с нами. Во-первых, вам поделом, а во-вторых, учитесь истории, ‒ Николай Михайлович был известным историком. ‒ В революционной борьбе нет середины. Если вы не идете с последовательными революционерами, то, как видите, вы оказываетесь за одной решеткой с нами"» .
Находясь в заключении, Николай Михайлович вернулся к историческим штудиям. В начале января 1919 года он направил прошение, которое просил передать А.Н. Луначарскому. Князь сообщал, что он, несмотря на тяжелые условия заключения и недостаток материала, пишет большую работу о реформаторе Сперанском. Николай Михайлович просил вернуть ему свободу, дать отдохнуть от нравственных и физических мучений, после чего выражал готовность принять от новой власти любую работу по специальности, заверяя, что никаких коварных замыслов против советской власти он не имел и не имеет. Но советская власть в прогрессивном Великом князе не нуждалась.
9 января 1919 года Николай Михайлович как член «императорской своры» был приговорен Президиумом ВЧК к смертной казни. «Мои братья, Великие Князья Николай Михайлович и Георгий Михайлович, ‒ писал Великий князь Александр Михайлович, ‒ встретили свою смерть в Петропавловской крепости, где, начиная с Петра Великого, были погребены все русские Государи и Великие князья. Максим Горький просил у Ленина помилования для Николая Михайловича, которого глубоко уважали даже на большевистских верхах за его ценные исторические труды и всем известный передовой образ мыслей. "Революция не нуждается в историках", ‒ ответил глава советского правительства и подписал смертный приговор» . Не помогло и ходатайство Академии наук, просившей за князя. Приговор был приведен в исполнение 24 января 1919 года. Вместе с Николаем Михайловичем и его братом Георгием, были расстреляны и его двоюродные братья ‒ Великие князья Павел Александрович и Дмитрий Константинович. Тюремный служитель, ставший свидетелем этой казни, рассказывал: «В три ночи солдаты, по фамилии Благовидов и Соловьев, вывели их (Великих князей. ‒ А.И.) голыми по пояс и провели на территорию Монетного двора, где у крепостной стены напротив собора была вырыта общая могила, где уже лежали тринадцать трупов. Поставили князей на краю и открыли по ним стрельбу» .
Постановлением Генеральной прокуратуры Российской Федерации от 9 июня 1999 года Великий князь Николай Михайлович был реабилитирован. Но что характерно: Архиерейский собор Русской Православной Церкви Заграницей, прославивший в 1981 году в лике святых трех из четырех расстрелянных в Петропавловской крепости Великих князей, отказал в этом лишь одному из них ‒ Николаю Михайловичу, внесшему своей крайне бестолковой «политической деятельностью» посильный вклад в крушение русской монархии.
Шведский писатель и журналист Стаффан Скотт писал по этому поводу: «Когда Русская Зарубежная Церковь в 1981 году причислила к лику святых великомучеников всех членов династии Романовых, убитых во время революции, а также другие жертвы того периода, имени Николая Михайловича среди них не упоминается и в его честь не было написано иконы. Дело в том, что он иногда называл себя социалистом и к тому же был масоном, а кроме того, с точки зрения Церкви, считался атеистом. Зная взгляды Великого князя Николая Михайловича, можно предположить, что он был бы доволен, что избежал удела великомученика» .
Однако, на установленной в 2004 г. по инициативе настоятеля Петропавловского собора игумена Александра (Федорова) на одном из пилонов Великокняжеской усыпальницы мемориальной доске в память о четырех убиенных Великих князьях, по какому-то недоразумению Николай Михайлович именуется не только «достойнейшим представителем Российского Императорского Дома», но и «благоверным»...
Хороший историк и, несомненно, одаренный ученый, Николай Михайлович оказался крайне наивным и недальновидным «политиком» ‒ видимо, искренне желая стране блага и думая, что своими действиями он спасает монархию от краха, на деле он стал одним из ее могильщиков...
Подготовил Андрей Иванов , доктор исторических наук
