24-я механизированная бригада ВСУ в боях на Донбассе
24-я ОМБр, пожалуй, стала наиболее боеспособным механизированным соединением ВСУ, принявшим участие в летней кампании 2014 года. Бригада, расквартированная в городе Яворов Львовской области, была укомплектована выходцами с Западной Украины, традиционно питавшими антироссийские настроения. Во многом это обусловило тот факт, что укомплектованное галичанами соединение было одним отправлено в зону так называемой АТО.
24 механизированная бригада стала правоприемницей советской 24-й механизированной Самаро-Ульяновской, Бердичевской ордена Октябрьской Революции трижды Краснознамённой орденов Суворова и Богдана Хмельницкого Железной дивизии, в рамках оптимизации переформированной в 2003 году в бригаду. Военнослужащие соединения принимали участие в миротворческих операциях в Ираке и Косово.
К началу 2014 года бригада имела следующий состав:
Управление (штаб бригады)
1-й механизированный батальон
2-й механизированный батальон
3-й механизированный батальон
Танковый батальон
Бригадная артиллерийская группа
Батарея управления и артиллерийской разведки
Рота снайперов
Разведывательная рота
Узел связи
Рота радиоэлектронной борьбы
Радиолокационная рота
Группа инженерного обеспечения
Рота радиационно-химической и биологической защиты
Батальон материально-технического обеспечения
Ремонтно-восстановительный батальон
Медицинская рота
Комендантский взвод.
Танковый батальон был оснащен танками Т-64 БВ, бригадная артиллерийская группа САУ 2С3 "Акация". Механизированные батальоны были вооружены БМП-2, впрочем большая часть бронетехники требовала серьезного восстановления после снятия с хранения. Большинство личного состава составляли мобилизованные военнослужащие. Командовал бригадой полковник Павлюк.
В марте 2014 на базе бригады была сформирована первая батальонно-тактическая группа, которая изначально была переброшена в Черниговскую область, где хунта ожидала потенциального вторжения РФ. В мае БТГ была переброшена под Славянск, где первоначально несла службу на блок постах. 19 июня подразделения 24 ОМБр вступили в первый бой под Ямполем. Тогда ВСУ, при поддержке авиации и бронетехники, напрочь отстутствующих у противника, сумели рассеять при этом батальон ополчения, хотя понесли при этом потери. Основная тяжесть бойстолкновения легла на БТГ 24 ОМБр, а также бойцов 25 ОВДБр, усиленных аэромобильниками из Житомира. В ходе боя в атаку в качестве обычной пехоты была брошена разведрота 24 бригады, являвшейся наиболее боеспособным подразделением соединения. Успех обошелся разведке в 6 человек убитыми, в числе которых оказался и командир роты. Кроме того, в ходе боя под Ямполем погиб командир 1 механизированного батальона бригады майор Ляшенко. В последствии, участники боестолкновения в неофициальных беседах утверждали, что под Ямполем погибли свыше 20 бойцов 24 ОМБр.
В июне 2014 в зону так называемой АТО была переброшена вторая БТГ из состава бригады, которая направилась в район населенных пунктов Дяково и Должанский, расположенные на границе с РФ. В последствии эта БТГ будет разгромлена в Южном котле. В первых числах июля в Луганскую Народную республику прибыла 3 БТГ бригады, которая в дальнейшем взаимодействовала с 1-й БТГ.
10 июля 2-я БТГ бригады понесла первые потери-в районе КПП Должанский была уничтожена БМП-2, погибли двое военнослужащих. Следующий день принес бригаде крупные потери. В районе Зеленополья базовый лагерь 24 ОМБр и 79 ОАэМБр подвергся обстрелу из РСЗО "Град".По официальным данным в результате обстрела погибли 30 военнослужащих, в том числе 21 боец 24 бригады. ПО неофициальным данным, количество погибших составило от 50 до 200 военнослужащих. В дальнейшем, 2-я БТГ бригады вела бои в так называемой Южной кишке вплоть до августа 2014 года. Стоит отметить, что в отличии от бойцов 72-й бригады, сдавших практически всю бронетехнику ополчению и сотнями уходившими на территорию РФ, БТГ 24-й ОМБр сохраняла относительную боеспособность, что в конце концов позволило остаткам БТГ прорваться из окружения. Потери ВСУ в Южном котле до сих пор засекречены, что не позволяет судить о потерях 24-й бригады в личном в ходе боев в окружении. В Южном котле БТГ потеряла 14 БМП из имевшихся в наличии 30. Сдесь тоже стоит отметить, что, в отличаи от той же 72-й бригады, "подарившей" ополчению практически всю матчасть, 11 БМП были уничтожены и лишь три захвачены в качестве трофеев.7 августа часть БТГсумела выйти из окружения у Саур-Могилы.
24 июня 1 БТГ бригады приняла участие во взятии Лисичанска, после чего, взаимодействуя с 3 БТГ, а также 80 ОАэМБр вела боевые действия на луганском направлении. В течении июля-начала августа 2014 БТГ бригады сумели взять Лутугино,Новосветловку и Георгиевку, что поставило Луганск под угрозу окружения. Однако эти успехи дорого обошлись бригаде, потерявшей десятки солдат и одного из командиров рот. Фактически к середине августа ополчение ЛНР сумели остановить ВСУ и придать боевым действиям позиционный характер.
Начавшееся 24 августа наступление противника привело к краху подразделений ВСУ по всей линии фронта. 28 августа подразделения бригады были выбиты из Новосветловки и Хрящеватого, в начале сентября отступили из Георгиевки и Лутугина. В ходе боев погиб замкомандира бригады подполковник Веливок. Попытка взять Луганск в кольцо дорого обошлась бригаде-6 танков и 26 БМП из ее состава были уничтожены, еще 14 достались ополчению в качестве трофеев. Бригадная артгруппа потеряла минимум 2 САУ 2С3 "Акация", которые были уничтожены в ходе контрбатарейной борьбы.Еще одна САУ стала трофеем ВСН.
После окончания летней кампании бригада продолжала боевые действия в районе Бахмутской трассы и номерных блокпостов в ЛНР, что также привело к крупным потерям со стороны ВСУ. 24 ОМБр лишилась в ходе позиционных боев 3 танков Т-64 БВ и не менее 3 БМП.Любопытно, но по официальным данным, в этих боях погибли всего 10 военнослужащих бригады.Осенью 2014 в состав потрепанной бригады был включен добробат "Воля", сформированный во Львовской области, который стал именоваться 3-м механизированным. Кроме того, в Яворове составе бригады были созданы 4 и 5 батальоны, которые в последствии вошли в состав новых 53 и 54 механизированных бригад.
В ходе зимней кампании 2015 бригада пыталась наносить отвлекающие удары по позициям ВСН в районе Крымского, отвлекая силы защитников Донбасса от основного сражения под Дебальцево. Эти бои стоили бригаде еще одного танка и 5 БМП.В данный момент, подразделения бригады постоянно находятся на территории ЛНР и принимают участие в боевых действиях.
За весь период войны на Донбассе официальные потери 24-й бригады составили всего 125 человек убитыми. Поименные списки погибших включают 130 фамилий. Обе цифры являются полным бредом, так как летом 2014 были фактически разгромлены все три БТГ бригады, действующие на Донбассе. Согласно тем же поименным спискам, потери бригады летом 14-го составили всего 60 человек, остальные 70 погибли за период, когда соединение принимало участие лишь в локальных позиционных боях. В ходе боев лета 2014 года 24 ОМБр лишилась 54 БМП из 116, бывших в наличии в начале кампании, из которых 37 были уничтожены, а 17 захвачены. Кроме того, ополчение сумело сжечь 9 танков бригады, еще один был захвачен.Учитывая тот факт, что большое количество бронетехники 24 ОМБр(до 30 процентов) не участвовало в боевых действиях по причинам технических неисправностей, можно сказать, бригада лишилась 2/3 принимавших в кампании 2014 машин. Цифры потерь в бронетехнике делают весьма сомнительной цифру в 60 погибших в ходе кампании 2014 года. Очевидно, что правдивые данные о потерях бригады, как собственно и всех ВСУ, в личном составе будут доступны нескоро
Всего же за период войны на Донбассе бригада потеряла 70 единиц бронетехники (В том числе 13 танков) уничтоженными, танк, САУ и 19 БМП соединения стали трофеями ВСН.
24 ОМБр стала единственным общевойсковым соединением ВСУ, прошедшим кампанию 2014 года в полном составе и избежавшим полного разгрома. По итогу кампании 51-я ОМБр перестала существовать, 72-я фактически осталась без бронетехники и артиллерии. Остальные 4 механизированные бригады ВСУ не принимали участия в боевых действиях в полном составе, ограничившись отправкой на Донбасс БТГ из состава частей. Таким образом, фактически все лето 2014 фронт ВСУ держался на плечах аэромобильных соединений и добробатов, выполнявших функции общевойсковых соединений.
Предыдущие части цикла:
1. 25-я воздушно-десантная бригада в боях на Донбассе -
2. Батальон "Айдар" в боях на Донбассе -
3. Батальон "Донбасс" в боях на Донбассе -
4. Полк "Азов" в боях на Донбассе -
5. Батальона "Кривбасс" в боях на Донбассе -
6. 3-й полк спецназа ГУР МОУ в боях на Донбассе -
7. Полк "Днепр" в боях на Донбассе -
8. 80-я аэромобильная бригада в боях на Донбассе -
9. 36-я бригада морской пехоты в боях на Донбассе -
ОБЫКНОВЕННЫЙ СПЕЦНАЗ
Книга появилась во всех основных интернет-магазинах Дешевле всего в Лабиринте
Доставка в 350 городов 29 рублей
Московский Дом книги http://www.mdk-arbat.ru/bookcard?book_id=7211919
Центральный книжный магазин "Москва" http://www.moscowbooks.ru/book.asp?id=861461
Есть и на Озоне и Читай-городе
Нам не забыть ни дни, ни ночи те,
Ни те суровые года.
Но здесь мы ставим многоточие,
Все остальное - ерунда…
(Г. Сукачев)
Ранним утром в среду 5 ноября 1980 года пассажирский поезд
едва притормозил на небольшой станции, затем вновь начал набирать
ход и через несколько мгновений исчез в морозной темноте, оставив
возле пути единственного сошедшего пассажира – юного лейтенанта в
парадной шинели с голубыми петлицами и эмблемами воздушно-десантных
войск. Офицер подхватил тяжёлый чемодан с нехитрыми лейтенантскими
пожитками и направился к обветшалому зданию вокзала с необычным
названием «станция Борзя».
На душе у него было тревожно и пасмурно, а резвая и бодрая походка
определялась лишь морозом и бравадой, воспитанной годами курсантской
учёбы в Рязанском воздушно – десантном училище. Совсем недавно
лейтенант закончил легендарную, широко известную в узких кругах
9 роту факультета специальной разведки ГРУ. В предписании была
указана войсковая часть 55433 – 24 бригада специального назначения,
куда и направлялся лейтенант. Судя по документу, войсковая часть
с указанным номером дислоцировалась на станции Борзя Читинской
области, оставалось лишь узнать адрес и представиться командованию.
Лейтенант решил дождаться рассвета и затем уже направиться на
поиски указанной войсковой части. Полутёмный зал ожидания
встретил его теплом и тишиной. Хмурые забайкальцы давно
привыкли к многочисленным военным и не проявили ни малейшего
интереса к его появлению. Если верить профессору Ламброзо то
почти каждого из обитателей вокзала можно было отнести к
преступникам. Как оказалось - это первое впечатление, вызванное
тревожным настроением лейтенанта, было обманчивым. Но тогда,
исключением показались лишь несколько модно одетых женщин.
Как впоследствии догадался лейтенант, это были офицерские жёны,
которых местное население почему–то называло «овчарками». Юный
офицерик поставил чемодан возле окна и прижался спиной к тёплой
батарее. Среди угрюмой массы пассажиров его внимание привлёк
невысокого роста коренастый мужчина в полушубке и мохнатом треухе.
Он явно не поддавался никакой квалификации. На подопечного
Ламброзо мужчина не тянул, на военного тоже. Было очевидно,
что лейтенант также был им замечен. Мужчина быстро вышагивал
вдоль кассовых окошек, поглядывая в тёмный тупик коридора,
из которого раздавались громкие звуки пьяного веселья.
Хотя обитателей угла не было видно, об их уголовном происхождении
можно было догадаться и без теории Ламброзо.
Мужчина в полушубке, изменив маршрут движения, проходя мимо
лейтенанта, сквозь зубы процедил:
- Прикроешь меня сзади.
Офицер растерялся и вопросительно посмотрел на мужчину,
а тот раздосадованный его непонятливостью, вернулся и также
едва слышно, но уже более членораздельно повторил:
- Старший оперуполномоченный Серюков, прикроешь меня
сзади.
Затем, уже не глядя в сторону лейтенанта, решительно направился
в сторону тёмного закутка. Офицер всё понял и уже стоял лицом
к остальным пассажирам и спиной к оперуполномоченному. Серюков
ворвался в пьяную компанию и заорал:
-Встать!
Мгновенно определив, кто среди них главный, левой рукой нанёс
ему сильный удар в челюсть. Главарь упал на колени. Тут же вновь
последовала команда:
- Встать!
Набыченный громила, не услышав крика, но подброшенный яростью
и желанием уничтожить нападавшего, ринулся вперёд, но тут же рухнул,
получив удар ногой в голову.
- Встать! - вновь прокричал Серюков. Главарь этого опять
не услышал, только по другой причине – недвижимый, он валялся на
полу. Вся его команда, воспользовавшись замешательством, на
четвереньках попыталась скрыться, но была остановлена следующей
командой оперуполномоченного:
- На пол!
В этот момент из поста линейного отделения милиции, привлечённые
шумом, высыпали трое милиционеров. Серюков, выхватил красное
достоверение и продолжил:
-Вы что сволочи! Дармоеды! …, взять их!
Он и в ругательствах был краток и столь же убедителен. Милиционеры
бросились обыскивать задержанных, дрожащими руками пытаясь надеть
на них наручники. Вмешательства лейтенанта не потребовалось, но
и знакомство с отчаянным опером не состоялось. По громкой связи
объявили о прибытии поезда Краснокаменск – Чита, и Серюков,
весело подмигнув лейтенанту, как будто ничего не произошло,
скрылся за дверями.
Теперь, когда с того момента прошло тридцать лет, то есть
столько же сколько с момента окончания Великой Отечественной войны
до моего поступления в училище, уже с трудом верится, что тем юным
лейтенантом был я. Откуда берутся эти фантазии по мотивам
собственной жизни? Почему радость, пройдя сквозь метели холодных
лет жизни, остывает, а горечь потерь остаётся прежней? Почему самые
трудные периоды нашей жизни, по истечении многих лет, оказываются
самыми счастливыми? У меня нет ответа.
Будучи желторотым курсантом в те мирные семидесятые - восьмидесятые
годы я, глядя на убелённых сединами ветеранов, возлагающих цветы
на могилы своих друзей, и подумать не мог, что через много лет, и
сам, возведённый молодыми в ранг ветерана, буду отдавать дань
погибшим своим однополчанам и однокашникам. Друзей моих теперь
разбросало по свету, нас разделили границы и тысячи километров.
Уже нет той страны, которой мы честно служили, но память, она
всегда со мной, и эта документальная повесть лишь попытка сохранить
их имена, отдать дань уважения офицерам и бойцам, служившим,
когда- либо в войсках специального назначения ГРУ.
Я благодарен им за то, что они делили со мной все трудности службы,
одним за то, что помогли написать эту книгу своими воспоминаниями,
другим за то, что оставили о себе светлую память, не давая забыть
ту службу, честную дружбу, не испорченную материальной
заинтересованностью. В этом романе нет ни одного вымышленного
эпизода или действующего лица, лишь имена некоторых, по вполне
понятным причинам изменены. Детали, конечно, плод моей фантазии,
но…это всего лишь детали.
Зима в Забайкалье всегда приходит рано и неожиданно, но не
первым снегом, а трескучим морозом. За пять лет службы я полюбил
Забайкалье, родину моего отца и деда. Этот край лишь внешне хмур и
неприветлив, также как и его обитатели. Готовность прийти на помощь,
бескорыстие и преданность тому, кого уважают – отличительные черты
забайкальцев. В дальнейшем у меня не раз будет возможность убедиться
в этом.
Однако такое уважение можно завоевать лишь справедливостью и
честностью, а это, согласитесь не так уж и просто.
УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ ПО ДОГОВОРУ С ИЗДАТЕЛЬСТВОМ АЛГОРИТМ Я ВЫНУЖЕН УБРАТЬ ТЕКСТ И ПРЕДЛОЖИТЬ ССЫЛКУ, ГДЕ МОЖНО СКАЧАТЬ КНИГУ ПОЛНОСТЬ. бУДУ БЛАГОДАРЕН (ВМЕСТЕ С ИЗДАТЕЛЬСТВОМ) ЗА ВНЕСЕННОЕ ПОЖЕРТВОВАНИЕ
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Есть такая мудрость: «Минуты тянутся, часы идут, дни и месяцы бегут, а годы летят» Всё верно, так оно и случилось. Теперь уже мне примерно столько лет, сколько ветеранам Великой отечественной войны было тогда, когда я только начинал службу. Я пока так и не сумел побывать ни на одной дорогой мне могиле, возложить цветы к памятникам Олегу Онищуку и Евгению Сергееву. Мой личный скорбный список уже подбирается к цифре двадцать.
Теперь я спокойно могу проводить время, как мечталось тогда, а именно: лежа на диване. Много сплю, сытно ем, мне тепло и уютно, у меня дорогая машина, но почему я всё чаще возвращаюсь мыслями к тому беспокойному и трудному времени? Почему, когда я слышу звуки марша «Прощание славянки», на глаза наворачиваются слёзы, а ноги начинают подёргиваться, как у цирковой лошади, в такт мелодии?
Всё чаще погружаюсь в воспоминания, с трудом преодолевая толщу времени, путаюсь в лабиринте памяти, и передо мной возникают, как старые фотографии, живые картинки прошлого. Вот капитан Бочаров жадно глотает воду из стакана, налитую ему друзьями, вместо водки и при этом даже не замечает подмены. Кутёж в офицерской общаге с неизвестно кем привезёнными из Читы, двумя девками. Вот Саня Зайков после полного отказа купола, тут же прыгает второй раз, чтобы преодолеть себя и приземляется уже под аплодисменты товарищей. Вот Боря Месяцев играет на гитаре и поёт: «…нашей юности надежды…»
Я снова там, среди своих друзей. Шучу и ругаюсь с ними, убеждаю и спорю, радуюсь и сопереживаю, Знаю роковые ошибки каждого, знаю их судьбы. Вот только предупредить не могу ни о чём.
Картины прошлого тускнеют, и меня накрывает крепкий сон, уставшего после тяжёлого дня офицера…
Капитан Эдуард Ульман в районе Итум-Кале. Осень 2000-го.
Как разворачивалась та роковая спецоперация, из которой бойцы Ульмана вышли преступниками?
В январе 2002 года разведка пограничных войск получила от своего информатора сообщение: в селе Дай Шатойского района Чечни скрывается отряд арабских наемников из 15 человек. Во главе отряда — известный полевой командир Хаттаб. Сразу после этого в Ханкале, в штабе Объединенной группировки войск на Северном Кавказе (ОГВ), стали готовить совместную операцию по поимке Хаттаба. План ее был прост: пехота на бронетехнике открыто блокирует село Дай, сотрудники Шатойской комендатуры вместе с оперативниками из милиции и ФСБ проводят в селе тотальную проверку паспортного режима, в случае обнаружения боевиков берут их в плен или — при оказании сопротивления — уничтожают на месте. К операции были привлечены артиллерия, фронтовая и армейская авиация, а также шесть групп спецназа ГРУ из бурятского отдельного отряда, дислоцированного в Шали. Изначально спецназовцам отводилась второстепенная роль.
Они должны были организовать засады на горных тропах в 3−4 километрах от села, на случай если боевикам удастся скрытно или с боем покинуть Дай. Стандартная отработанная операция, таких в Чечне тогда проходило по несколько в месяц. Но возник маленький сбой, и начальство приняло неверное решение.
Пехота опоздала к назначенному часу, и село решили окружить спецназом ГРУ. То есть перед разведчиками в последний момент поставили абсолютно чуждую для них задачу — открыто стоять на дороге и проверять документы у проезжающих. Такое использование спецназа было смертельно опасно для группы, вооруженной только стрелковым оружием и действующей без прикрытия бронетехники. Такое использование спецназа, заточенного на уничтожение всего, что движется, было смертельно опасно для всех, кто по этой дороге едет.
Но главный промах организаторов операции был в том, что разведчикам, в частности группе капитана Ульмана, никто про изменение задачи не сообщил. И они были уверены, что должны организовать засаду. Более того, группу высадили на место за полтора часа до назначенного срока. По оперативной информации Хаттаб с отрядом передвигался на автомобилях повышенной проходимости.
— Когда нам сказали, что мы едем ловить Хаттаба вместе с пехотой, никто это всерьез не воспринял, — говорит один из сослуживцев Ульмана. — Сколько уже таких Хаттабов приходилось ловить! Чем масштабнее операция, тем меньше вероятность, что она принесет результат. И только Эдуард не позволял себе усомниться. Он искренне верил в Хаттаба и мечтал его поймать.
Тем временем из села выехал гражданский «уазик», в котором ехал ничего не подозревающий директор местной школы Саид Аласханов с односельчанами.
В этот момент Ульман принял смелое решение — выйти на дорогу и попытаться остановить машину «на живца». Остановятся — значит, мирные. Обстреляют — значит, враги. Произошло третье: чеченцы огонь не открыли, но и не остановились.
Ульман уже не сомневался, что в машине боевики.
— Тогда я подумал, что сейчас они заедут за скалу, остановятся, рассредоточатся и ударят по нам, — объяснял он позже. — Бойцы в моей группе были неопытные, и если дать боевикам выйти из машины, то шансов у нас немного.
Потому он и приказал открыть огонь вслед удаляющемуся «уазику». В результате обстрела Саид Аласханов был убит на месте, а водитель Хамзат Тубуров и пассажир Абдулвахаб Сатабаев были ранены.
Спецназовцы оказали раненым помощь, а затем запросили начальство, что делать с задержанными. В живых на тот момент оставались пятеро чеченцев, включая раненых.
С этой самой минуты никто Хаттаба уже не ловил. Руководители операции думали только о том, как отвести от себя обвинение в убийстве мирного человека, и нашли простой выход: пусть Ульман сымитирует, что все погибли при обстреле, после того как не подчинились приказу остановиться. И Ульману через оперативного офицера Алексея Перелевского был послан по радиосвязи сигнал: «У тебя шесть „двухсотых“. Трупы сложить в машину, подорвать и сжечь».
Получив приказ, Эдуард Ульман попросил Перелевского его повторить и дал послушать всем бойцам группы.
Капитану ничего не стоило расстрелять задержанных в лощине одного за другим из бесшумной винтовки. Вместо этого он сделал вид, что отпускает их домой, и приказал лейтенанту Калаганскому и прапорщику Воеводину стрелять им в спину.
— Я хотел, чтобы для чеченцев все прошло быстро и безболезненно, — объяснил мне позже Ульман. — Что я мог еще для них сделать?
— Да просто отпустить.
— Как я мог отпустить, если мне приказали их уничтожить? Получается, что я не выполнил бы свою работу. И, значит, ее за меня пришлось бы выполнять кому-то другому. Когда не знаешь, как поступить, поступай этично. В этой ситуации этичным было выполнить приказ.
— Но ведь ты видел, что они безоружны и явно не похожи на боевиков. Старик, женщина…
— Я не знал всего замысла операции. Не знал, какая информация есть на командном пункте на этих людей. Я тогда подумал, какое же большое значение имеют эти люди для чеченского сопротивления, если с ними велят поступить так жестко. У меня голова кипела…
Из всех возможных объяснений бесчеловечного приказа Ульман выбрал самое невероятное. Ему, как ни странно, и в голову не пришло, что командование просто хочет его руками скрыть последствия своего неумелого руководства. Он предпочел увидеть в этих людях супербоевиков, замаскировавшихся под мирных жителей. Просто эта версия не противоречила его вере. Вере в справедливость и святость приказа. В этом диалоге вся натура Ульмана — идеалиста, который в некоторых ситуациях может принести куда больше бед, чем циник.
— Эдика проморгали при отборе, — говорит один из сослуживцев Ульмана по 24−й бригаде ГРУ. — Нечего ему было делать в спецразведке, не та психология. Эдик храбрый. Эдик — хороший тактик и авторитетный командир. Но у него нет одного важного качества. В нем совсем нет грязи. Спецназ называется спецназом не потому, что быстро бегает, метко стреляет и далеко прыгает. Спецназ выполняет специальные задачи — те, которые никакой другой стрелок и бегун выполнить не может, в первую очередь в силу их полной аморальности. Настоящий спецназовец должен уметь убить безоружного невинного человека — хоть женщину, хоть ребенка. И сделать это спокойно, без лишнего шума и сантиментов. Настоящий спецназовец должен уметь игнорировать приказы начальства. Настоящий спецназовец должен уметь врать. Эдик этого всего не умел. В результате одни люди погибли, а другие получили огромные сроки ни за что.
— А как бы действовал нормальный спецназовец?
— Допустим, машина уже расстреляна, один пассажир убит, а остальные живы и уже видели военных в лицо.
Самый легкий способ — добить остальных, скрыться с места происшествия и доложить на командный пункт, что группа до места засады не дошла, так как рядовой Иванов сломал ногу. Для правдоподобия ногу Иванову придется сломать. А кто убил всех пассажиров «уазика»? Конечно же Хаттаб! Причем сделал это так, чтобы все подумали на военных. Другой вариант — задержать всех выживших, спрятать и доложить командованию. Но предварительно убрать с дороги все следы: обстрелянный «уазик», труп, следы крови. Чтобы никто из проезжающих не понял, что здесь произошло. Предварительно выше и ниже по дороге следовало выставить дозоры, которые бы любой ценой не пропускали посторонних к месту убийства. Проще говоря, любой нормальный спецназовец сделал бы все, чтобы максимально уменьшить количество свидетелей. Ульман же действовал открыто. «Уазик» в пробоинах продолжал стоять на обочине, а он со своей группой вышел на дорогу, и через час вся округа знала, что в километре от села военные расстреляли машину.
Как бы поступил на месте Ульмана нормальный спецназовец? Он мог бы просто проигнорировать такой приказ, отпустить людей по домам, солгать командованию, что приказ выполнен, и покинуть место происшествия. Можно было просто сдвинуть место засады на полкилометра. И ничего бы капитану за невыполнение такого приказа не было. Потому что ни один полковник никогда бы не признался, что отдал такой приказ.
Нормальный спецназовец также мог бы и расстрелять задержанных, подбросить им в машину неучтенное трофейное оружие, которое у нормального спецназовца всегда имеется на всякий случай, и немедленно передвинуть место засады.
Если бы Ульман действовал скрытно и самостоятельно, он мог бы рассчитывать на помощь командования своего отряда. Известен случай, когда такая же разведгруппа по ошибке расстреляла машину с мирными жителями. Группа скрылась, разведчиков эвакуировали, а потом гоняли две недели по всей Чечне. В результате группа вернулась в часть совсем из другого района, с другого задания, и доказать их причастность к расстрелу машины было невозможно. Но Ульман действовал не как нормальный спецназовец, а как нормальный человек и только поэтому оказался на скамье подсудимых. И пристроил на эту скамью троих своих товарищей. А главное — бросил тень на командование. Последний факт, возможно, и стал главной причиной, по которой «боевое братство разведчиков ГРУ» оставило группу Ульмана на растерзание следователям прокуратуры.
Капитан Ульман на «выходе»
Следствие.
Сторонники капитана Ульмана видят в этом процессе глобальный заговор неких сил против армии, однако в жизни все выглядит гораздо проще. Следователи военной прокуратуры посчитали дело Ульмана простым и пошли по пути наименьшего сопротивления. Есть капитан, который не отрицает, что расстрелял шестерых чеченцев, есть свидетели — солдаты из группы этого капитана. Убийство раскрыто, можно передавать его в суд. А если начать копать глубже, определять ответственность генералов да полковников, то и бороться придется не с каким-то капитаном, а с высшим командованием группировки, а у того связи, покровители, административный ресурс. Можно и по голове получить, и должность потерять.
Натяжки в работе прокуратуры видны в определении мотива убийства. Следователи уверяют, что Ульман расстрелял пятерых задержанных для того, чтобы скрыть убийство первого погибшего при обстреле машины. Но во всех действиях капитана именно скрытность-то и отсутствует. Фактически Ульман действовал на глазах у всех. После расстрела не покинул место происшествия. И с первого допроса не отрицал, что расстрелял людей. Более того, он так и пребывает в уверенности, что поступил правильно.
И в этом принципиальное отличие «дела Ульмана» от других громких дел, связанных с убийствами мирных жителей в Чечне, фигурантами по которым были Юрий Буданов, Евгений Худяков и Сергей Аракчеев.
Офицеры внутренних войск Худяков и Аракчеев полностью отрицают свою вину. Полковник Буданов вину хотя и признает, но все его действия были продиктованы личной человеческой ненавистью, аффектом командира, мстящего за погибших бойцов. Ульман же совершенно спокойно признался в убийстве шестерых человек: он считает, что это убийство было неизбежным, и к своим жертвам не только не испытывает неприязни, но даже их жалеет.
Все, что произошло у села Дай, известно следователям с первого дня допросов. Им обо всем рассказали рядовые бойцы группы Ульмана — солдаты-срочники. После первого допроса один из них подошел к Ульману и пожаловался на следователя. Дескать, тот ему угрожает: мол, не расскажешь, как было дело, — адрес твоей матери передадут чеченцам. Жестокий, незаконный, но обычный прием любых дознавателей. Ульман сказал бойцу: «Тут я помочь тебе ничем не могу, поступай как знаешь».
Ульман говорил, что категорически не хотел исполнять этот приказ и поручил расстрел своим подчиненным. При этом он был абсолютно уверен, что никакая ответственность его бойцам не грозит. Ведь они действуют по приказу непосредственного начальника, который в боевой обстановке может добиваться выполнения приказа любыми способами вплоть до применения оружия. Конечно, если бы Калаганский и Воеводин уперлись, Ульман бы их не расстрелял. Но бойцы об этом не знали. Калаганский хоть и лейтенант, но не вполне кадровый — после курсов. Срочную служил в этой же бригаде и по своей психологии так и остался солдатом, для которого офицер — высшее существо, а его приказ — истина в последней инстанции. То же касается и прапорщика Воеводина. Ульман надеялся, что следователи будут рассуждать, как он, то есть оставят Калаганского и Воеводина в покое. Но следователи просто записали их к нему в подельники, как будто это не боевое подразделение, а обычная бандитская шайка.
По желанию подсудимых их дело рассматривали присяжные. В 2004 году они вынесли группе Ульмана оправдательный вердикт. Тогда присяжных обвиняли в ксенофобии, но свое решение они приняли отнюдь не из ненависти к чеченцам. Более того, сам факт убийства мирных жителей никто и не оспаривал. Но в ходе судебного процесса заседателям были продемонстрированы документы с грифом «секретно», карты и схемы. Была прояснена вся подоплека той роковой операции и установлены ответственные за ее исполнение. Командующий группировкой генерал-лейтенант Владимир Молтенской подписал директиву на проведение в населенном пункте полноценной войсковой операции с привлечением спецназа ГРУ, а значит, был обязан предусмотреть все возможные последствия. В невиновности руководителя операции полковника Владимира Плотникова следователи военной прокуратуры ни минуты не сомневались, но они так и не ответили на вопрос — кто конкретно отдал преступный приказ? На протяжении всех пяти лет уголовного и судебного следствия Плотников выступал как свидетель, а его показания звучали так: «Ничего не помню, ничего не знаю, ни за что не отвечал». И ему верили. И, наконец, полковник Сергей Золотарев, офицер отдела спецразведки ОГВ, курировал в этой операции действия спецназа — именно он внес изменения в изначальный план операции и не нашел возможности предупредить об этих изменениях группу Ульмана.
Мотивация присяжных была очевидна — наказаны должны быть те, кто отдавал приказ. Но военная коллегия Верховного суда отменила приговор и вернула дело в суд на новое рассмотрение. Присяжные снова оправдали Ульмана.
В ноябре прошлого года ВС, вновь отменив приговор, пустил «дело Ульмана» по третьему кругу. Стоит ли говорить, что оба оправдательных приговора вызвали в Чечне большой общественный резонанс. И жители республики, и власти считали, что присяжные будут оправдывать военных преступников до тех пор, пока гражданам, проживающим в Чеченской Республике, будет запрещено входить в состав коллегии. И тогда президент Чечни Алу Алханов и родственница одного из расстрелянных мирных жителей обратились в Конституционный суд с требованием признать такое положение вещей антиконституционным. В итоге КС принял решение: до введения суда присяжных на территории Чечни (1 января 2010 года) дела о военных преступлениях в этой республике рассматривать только судьям-профессионалам.
Это решение было во многом политическим компромиссом. Дела о преступлениях против мирных жителей Чечни, которые, судя по обращениям в Страсбургский суд по правам человека, исчисляются десятками, в российских судах рассматриваются нечасто. Зато если уж рассматриваются, то приобретают характер показательных процессов с заранее предсказуемым результатом. В начале апреля Северо-Кавказский окружной военный суд приговорил рядового-контрактника Алексея Кривошонка, признанного виновным в убийстве трех жителей Чечни, к 18 годам колонии строгого режима.
Сейчас в суде Северо-Кавказского округа продолжается процесс над Евгением Худяковым и Сергеем Аракчеевым, также обвиняемыми в убийстве мирных чеченцев. Эти офицеры тоже были дважды оправданы присяжными. Сразу после того как военная коллегия Верховного суда вернула дело на новое рассмотрение, на ряде национал-патриотических интернет-сайтов было опубликовано обращение Сергея Аракчеева к россиянам. Офицер просил о поддержке и заявлял о своей непричастности к преступлению.
Защитники военных напоминают, что в течение обеих чеченских кампаний все военнослужащие были поставлены вне правового поля. Армия и спецподразделения диверсионного типа предназначены для борьбы с внешним противником, а использование этих сил внутри страны против своих же граждан без введения чрезвычайного положения неправомерно. Тем не менее судят их теперь за военные преступления.
То, что последний процесс над группой Ульмана споро шел к обвинительному приговору, было очевидно.
Сам Ульман за пять с половиной лет изменился и, кажется, изжил свой прежний идеализм. Возможно, понимание, что больше никто не поможет, и чувство вины перед Калаганским и Воеводиным подтолкнули его к решению «эвакуировать» группу. Разведчики Ульман, Калаганский и Воеводин исчезли 12 апреля 2007 года, не явившись на очередное заседание суда. С тех пор прошло больше двух месяцев, но федеральный розыск не дал никакого результата.
Эдуард Ульман больше не ищет правды, он просто спасает себя и своих товарищей.
Прапорщик Воеводин.
Лейтенант Калаганский.
Исчезли.
24 — я бригада спецназа ГРУ, где до последнего времени служили осужденные офицеры, находится в 30 километрах от Улан-Удэ за забором с колючей проволокой.
В поселке Сосновый Бор живут офицерские семьи.
Усомниться в невиновности группы Ульмана здесь — значит почти мгновенно закончить разговор.
— Это страна идиотов, — бросает зло капитан Алексей. — Чеченцы наших резали, но получили амнистию, а наши сидят. Почему так? У них же ни одного не посадили после амнистии. Пришел, сдался и идет в местную милицию служить.
Защитник военных Валерий Киндрась не понимает одного — почему группу Ульмана судили по законам мирного времени?
— Если спецназ ГРУ посылают в засаду, то это военные действия. Они же кадровые военные, им отдан приказ. Если они его не исполнят — суд. Исполнили — тоже суд. Это что значит — теперь все военные будут решать, исполнять им приказ или нет? Это же развал армии.
Ответа на вопрос, где искать пропавших офицеров, здесь никто не знает.
— Бандиты им могли помочь спрятаться. Эти помогут — к ним только обратись, — уверены офицеры. — Год, два будут прятать, потом скажут: давайте-ка, ребята, отрабатывайте. И получим мы еще трех хорошо подготовленных бандитов. Но это неплохо: если бандиты прячут, то они живы.
— А что, может быть по-другому?
— Конечно. Ты же знаешь, на Кавказе кровная месть существует…
В самом Улан-Удэ пропавших офицеров если и ищут, то как-то незаметно.
— Они объявлены в розыск, мы проводим оперативно-розыскные мероприятия, но подробностей не расскажем, — объясняет пресс-секретарь МВД Бурятии Валентина Ощепкова.
Возможно, рассказывать нечего, потому что подробностей и нет. Ни один следователь не приезжал в бригаду, чтобы задать вопросы. В самом Улан-Удэ мне не встретилось ни одной фотографии пропавших офицеров с подписью «Их разыскивает милиция». Сотрудник ГИБДД, остановивший нашу машину, признался, что «оперативки» на Ульмана и его товарищей до сих пор на посты не поступили.
А если и поступят, это вряд ли что-то изменит. Искать группу Ульмана в Улан-Удэ смысла нет. Им даже вернуться сюда было тяжело — денег не было. В марте, когда они уехали в Ростов, чтобы участвовать в заседании суда, командировочные расходы им оплатила воинская часть, но по некоторым свидетельствам эти деньги скоро кончились.
Ульман тогда был в Ростове, но собирался в Москву — встретиться с депутатом Рогозиным. А потом все исчезли.
Капитан Ульман после выхода на задачу в районе села Гонсолчу Ножай-Юртовского района.
Интервью с капитаном Эдуардом Ульманом.
— А почему решили в военное поступать?
— Да мне все равно было, куда поступать, школу в 16 лет закончил. Ну поступил в военное. Два года хотел оттуда сбежать, а потом вдруг понравилось. Ходили как-то со старшим офицером на рыбалку, и он так все быстро организовал — палатки, костер, кухню. И все это весело, не в напряг. В общем, как-то я сразу после этой рыбалки полюбил военную службу, военный профессионализм.
— А в Чечню зачем рвались?
— Я считал, что не могу называть себя боевым офицером, пока не пройду войну.
— Один из чеченцев, присутствовавших на процессе, поражался тому, что вас даже совесть не мучает.
— Я выполнял приказ. Если действовать не по приказу, а исходя из здравого смысла — это уже не армия. Помню одну свою попытку усомниться в приказе. Чечня, идем ночью в горах. Тьма такая, что на расстоянии вытянутой руки ничего не видно. Связываемся по рации с командиром. Так и так, ничего не видно, движение невозможно. А он отвечает: “Проковыряйте дырки в глазах и следуйте дальше!”
— Чем же плох здравый смысл?
— Дело в том, что подчиненный не знает всего замысла операции. Он известен только руководителю. Мне кажется, что разумнее поступить так, но если мои “разумные” действия противоречат замыслу всей операции, то этот замысел рухнет, операция провалится, погибнут люди. Поэтому приказы сначала выполняются.
— В том числе и преступные?
— Я не знал, что мне отдали преступный приказ.
— Информация, как нам сказали, стопроцентная: Хаттаб с пятнадцатью боевиками, и еще пятеро боевиков к нему идут на соединение. Мы десантировались группой в 12 человек, заняли позицию в разрушенной кошаре. Место было очень неудачное, но у меня не было другого выхода, операция готовилась в течение считанных часов, я получил карту только перед вылетом. На то место, где мы оказались, боевики могли напасть сразу с нескольких сторон, поэтому я и выбрал кошару, по крайне мере, чтобы укрыть группу от огня сверху. Иначе один снайпер мог нас всех перещелкать со скалы напротив. Распределил группы наблюдения, разбираюсь с картой — вдруг вижу по дороге, метрах в двадцати от нас, идет “уазик”. Я побежал наперерез, размахивая руками. Я был одет в маскхалат, горку, берцы, маски на лице не было, они видели, что я не брюнет. “Уазик” не остановился.
— А почему вы сами побежали, а не послали кого-то из бойцов?
— У меня была самая лучшая подготовка в группе, а значит, если в “уазике” сидели боевики, у меня был шанс остаться в живых. Главное — не поймать первую пулю. “Уазик” продолжал движение, я встал на одно колено, сделал из автомата предупредительный выстрел в воздух и еще несколько выстрелов по ходу машины. Автоматный магазин снаряжается так: три обычных патрона, один трассирующий. Водитель “уазика” видел мои трассеры, которые легли справа по ходу машины, видел, что в его сторону стреляют, но вместо того, чтоб остановиться, прибавил газу. Я слышал, как он добавил обороты. И после этого отдал приказ: “Группа, огонь!”. Я не сомневался, что в машине боевики. Бойцы начали стрелять. Брызнуло правое переднее стекло, “уазик” клюнул носом и остановился. Я скомандовал прекратить огонь. Мы окружили машину, скомандовали всем выйти. Вышли пятеро человек. Первое, что я испытал, — удивление. Из обстрелянного “уазика” вышли пятеро живых человек. При такой плотности огня все должны были погибнуть.
— Когда вы поняли, что обстреляли мирных жителей?
— На войне люди воспринимаются по-другому. Как цели. Есть цели опасные, есть неопасные, есть потенциальные цели. Люди вышли из машины с поднятыми руками — я оценил их как неопасные цели. Приказал оказать раненым помощь, отконвоировать задержанных в ложбину, охранять, осмотреть машину. Доложил на ВПУ о случившемся. Мне приказали передать их паспортные данные. Я передавал их примерно полчаса по буквам, Аласханов — Андрей, Леонид, Андрей, Сергей и т.д. Попросил разрешения сменить место дислокации. Мне приказали оставаться на месте и досматривать проезжающие машины. То есть нас одним махом лишили всех преимуществ разведгруппы — скрытности и внезапности — и превратили в легковооруженное пехотное подразделение, у которого даже бронетехники нет. Кроме того, в наши функции не входит досмотр машин, мы не милиционеры. Я не знаю толком реквизитов документов, а поэтому не могу проверить их как положено. Но это был приказ, и я ему подчинился. Еще четыре машины проехали. Мы их остановили, досмотрели. Посоветовали дальше не ехать, потому что неизвестно, что там дальше творится. Они нас не послушались.
— Зачем вы расстреляли задержанных?
— Мне приказали. По-моему, этот приказ пришел около 8 вечера. Но в деле написано “около 17”, пусть будет так. Оперативный офицер Перелевский передал мне: “У тебя шесть двухсотых”. Двухсотый — это значит труп. Я говорю: не понял, повтори. “Повторяю: у тебя шесть двухсотых”. Я опять говорю: не понял, мне что, всех их уничтожить? “Да”. И тут я перестал сомневаться, что в “уазике” ехали боевики. В принципе стандартная разведгруппа — женщина и старик для прикрытия. И они представляют очень серьезную опасность, если их приказывают уничтожить. Я объявил бойцам приказ руководства, назначил подгруппу уничтожения — лейтенанта Калаганского и прапорщика Воеводина.
— А почему вы назначили в подгруппу уничтожения именно их?
— Они постарше, поопытнее остальных. Назначу солдатика, а у него после этого башню сорвет, а мне с ним еще шесть суток работать, мы же на шесть суток уходили.
— Вам самому раньше приходилось убивать людей?
— Об этом не спрашивают вообще-то... Расстреливать не приходилось.
— А в бою?
— Вы имеете в виду, попадал ли я в кого-то? Да, попадал. В бригаде у нас только четыре человека с таким боевым опытом, как у меня.
— А у Калаганского и Воеводина был такой опыт?
— Не знаю. Такого, как у меня, точно не было.
— А тогда почему вы не расстреляли людей лично? Это было бы честнее, чем перекладывать грех на других.
— Потому что командир действует силами группы, я имел на это полное право.
— Бога испугались?
— Скажем так: воспользовался своим служебным положением.
— И как это происходило?
— Я приказал привести людей к кошаре. Я не хотел с ними даже разговаривать. Сказал коротко: “Идите к машине!” Да, мне не нравился этот приказ, и никому в группе он не нравился, кто-то уши закрыл. Но это был приказ. И я хотел, чтобы для чеченцев все прошло внезапно и безболезненно. Что я мог еще для них сделать?
— И вот они пошли...
— Да, пошли. Калаганский и Воеводин стоят с оружием. Такие бледные, что даже в темноте это видно. Я командую: “Огонь!”. Они стоят. Я опять командую: “Огонь!”. Стоят. “Огонь!” — уже жестче. Они начали стрелять.
— Люди поняли, что их убивают?
— Не думаю. Как шли, так и упали.
— Но один-то сбежал, Мусаев.
— Да, он помоложе был, прыгнул за машину, скатился по склону и ушел. Пытались преследовать, но было уже темно. Его пехота утром нашла, истек кровью. Но мы не знали, что он смертельно ранен. Поняли, что полностью себя демаскировали. Ждали, что сейчас 150 хаттабов прибежит нас убивать. Я доложил о выполнении приказа, сказал, что один ушел. Попросил разрешения сменить место дислокации. Мне приказали оставаться с группой на месте. Мы и остались.
— Ждали, когда вас убьют?
— Опасались. Но, с другой стороны, мы не исключали, что являемся частью какого-то замысла руководства, о котором не знаем. Может, он и состоял в том, что мы должны были подставиться, чтобы кто-то другой выполнил свою задачу. А вообще, на войне по-другому чувствуешь. Примерно за три недели после приезда в Чечню организм привыкает к тому, что его скоро не будет. [...]
О том, что творилось в тот день на дороге, вскоре знал весь район. Чеченцы, проезжавшие мимо разведчиков, видели и обстрелянную машину, и номера на ней. На следующий день группе Ульмана приказали явиться на Временный пункт управления, который находился неподалеку на горе Дайлам. Ульман доложил все как было. Ребят вроде бы даже похвалили. Затем уже на месте постоянной дислокации Ульмана, Воеводина и Калаганского вызвали к прокурору. “О чем мне ему докладывать?” — спросил Ульман у своего командира. “Доложи об “уазике”!” Ульман и доложил. Прокурор приказал разведчикам сдать оружие. “Про Буданова слышали? — спросил прокурор. — Будете новыми Будановыми”. Разведчики удивились, но особого страха не испытали. Решили, что начальство разберется. Из группы в 12 человек к ответственности привлекли только офицеров и прапорщика. Солдат не тронули. Сначала разведчики находились в своей части в Борзое, вроде как под домашним арестом, потом их посадили на гауптвахту.
— Сидели, ждали, пока разберутся. Все вчетвером, в отдельной камере. Двери не закрывались. Выйдешь вечером, солдат с автоматом в коридоре спит. Разбудишь его. Эй, боец, проснись, автомат украдут. А! Что? Спасибо, товарищ капитан. А потом нас в тюрьму перевели, тогда уже разделили.
— Переодели?
— Нет. Мы так и сидели, как служили, — в горках, берцах, камуфлированных свитерах, только без оружия. Относились к нам в общем-то нормально. Я там познакомился с одним бывшим боевиком. Апти его звали. В первую кампанию воевал, а теперь сидел за бытовое убийство. Он расспрашивать начал, кто я да откуда. Я ему сразу сказал: про службу ничего говорить не буду. Ну, он сам больше говорил. Нас, говорит, учили тому-то и тому-то — это правильно? Да вроде, говорю, правильно. А еще, говорил Апти, нас инструкторы учили вот этому. Ну, это полная ерунда, отвечал. Апти меня подкармливал, а вообще отношения у нас были как между двумя ветеранами.
— А надзиратели как относились?
— В общем, как к быдлу. Тут важно было правильно себя поставить. Я когда узнал, что подследственным и книжки можно получать с воли, и другие заказы делать, стал права качать. Меня оперуполномоченный вызывает и начинает орать: “Ты кто такой, ты что себе позволяешь!” А я ему говорю: “Я армейский офицер, и дай тебе бог хоть когда-нибудь в жизни достичь уровня армейского офицера”. А вообще я свое заключение воспринял как затянувшийся боевой выход.
— Только приказы никто не отдает.
— Я сам их себе отдавал. И сам выполнял, не обсуждая. Отдал себе приказ — не деградировать. Отжимался в камере. Но там воздуха мало — сорок отжиманий, и задыхаешься. Четыре-пять подходов за сутки делал. Бегал в прогулочном дворике. По кругу семнадцать шагов получалось, если бежать. По два с половиной километра набегал за прогулку. Читал книги, фантастику в основном, зубрил грамматику немецкого языка, эта книжка у меня с собой была всегда, вспоминал наши ведомственные боевые инструкции и тоже их повторял бесконечно. А вообще первые полгода меня ненависть душила, места себе не находил. Я даже стал сомневаться в том, что все сделал правильно. А потом случился теракт на Дубровке, и я успокоился. Как будто пелена с глаз упала. Я понял, что прав, и успокоился.
— В том смысле, что этих чеченцев надо убивать без разбора?
— Нет. В том, что надо четко выполнять приказы. Почему стал возможен теракт в “Норд-Осте”. Кто-то где-то не выполнил приказ. Там недосмотрел, там поленился, там денег взял от бандитов. А в Чечне какая поговорка: “Спецназ денег не берет”.
— А к делу Буданова вы как относитесь?
— Не знаю. По Буданову я не располагаю всей информацией, поэтому сказать ничего не могу. Но с другой стороны, я не доверяю военной прокуратуре. Меня она ударила в спину, а значит, и с Будановым могли поступить так же.
— Вы продолжаете служить. Случись вам поехать снова в Чечню, оказаться в той же ситуации, вы опять поступите так же?
— Я уже не буду командовать группой, это пройденный этап, займу ступеньку повыше. Но если ситуация повторится, постараюсь добиться письменного приказа. Но в любом случае я буду обязан выполнить приказ. Вот представьте армию как единый человеческий организм. Руководитель спецоперации — это голова. А я рука. Очень жесткая рука, которая, не раздумывая, действует по приказу.
— Теперь вы знаете, какой был общий замысел той спецоперации?
— Такой тупой организации спецоперации я не припомню. Этот самый полковник Плотников, по моей информации, вообще военный экономист, такого за всю чеченскую войну не было, чтобы спецоперацией руководил военный экономист. Я не знал, что творится сбоку, сзади, спереди от меня. Взаимодействия с другими частями никакого. Нас там чуть пехота на бронетранспортере не задавила. Я им говорю: ребята, туда не стреляйте, там мы работаем. А они мне отвечают: а вы своим скажите, чтоб они вон туда не стреляли — там мы, а третьи говорят: не стреляйте туда. И так друг другу передают. Слоеный пирог, непонятно, как друг друга не перебили. Если бы операция была подготовлена, то, может, и засада у меня была в другом месте, подорвал бы дерево пластитом, дорогу перегородил естественным препятствием. Жалко, что люди пострадали. Жалко.
— Вы б хоть извинились перед родственниками убитых. Вот прямо сейчас через газету.
— Не могу. Пробовали мы извиняться, не приняли они наших извинений. И сейчас не могу. Это будет воспринято как лицемерие.
1 ноября 24-я отдельная бригада специального назначения (в/ч 55433) отмечает свой годовой праздник - день части 24 ОБрСпН ГРУ.
В честь праздника части военторг “Военпро” представляет большой обзор по истории бригады и службе в наши дни. Также Вы сможете заказать , выпущенные специально для служивших в 24-й отдельной бригаде спецназа ГРУ.
История формирования бригады
24-ая бригада спецназа ГРУ была сформирована из 18-ой отдельной роты в ноябре далекого 1977-го года. Первым местом дислокации стал поселок Мирный Оловяннинского района Читинской области. В скором времени приказом главнокомандующего личный состав был переведен в специально подготовленный военный городок недалеко от поселка Харабырка.
Ровно десять лет провели спецназовцы здесь, после чего последовал очередной перевод в город Кяхта Республика Бурятия. Но совсем скоро 24-ая ОБРСПН был переподчинен армейскому корпусу в Улан-Удэ, а в 2001-ом году последовала передислокация в Сосновый Бор.
В 2009-ом году грянула военная реформа, которая коснулась многих воинских формирований. А 24 отдельная бригада специального назначения была вновь переведена, на этот раз в Иркутск. Чуть позже воинская часть была расформирована и заброшена.
Лишь в 2012-ом году 24-ая ОБРСПН ГРУ ГШ МО восстановлена в Новосибирске. Штат формировался из срочников и контрактников, но в 2015-ом году было принято решение полностью перевести бригаду на контрактную форму службы. При этом офицерский состав после поступления в расположение части обеспечивается жильем при необходимости.
Боевой путь воинской части 55433
Численность личного состава, вооружение, а часто и место постоянной дислокации спецназа строго засекречены. Поэтому многие факты биографии бригад становятся известны лишь спустя много лет. Доподлинно известно, что на базе в/ч 55433 24-ой ОБРСПН в 1984-ом году был создан 281-ый отдельный отряд спецназа, который полностью соответствовал установленному на тот момент «афганскому» штату.
Численность его составила 538 бойцов, в том числе 18 офицеров и 32 прапорщика. Официально отряд не был отправлен на Афганскую войну, но в книге памяти бригады есть и потери в ДРА в количестве двух человек.
В Первой Чеченской войне бойцы 24-ой бригады ГРУ принимали участие в операциях в составе сводных групп. В частности спецназовцы сопровождали мотострелковые колонны и обеспечивали их охрану. В 1995-ом году дважды приходилось вступать в бой около Гилаковского и Чечен-Аула. Всего за кампанию бригада потеряла убитыми двоих товарищей и уничтожила более 50-ти боевиков.
Во Второй Чеченской войне тоже не обошлось без войсковой части 55433. В задачу спецназа входили разведывательно-ударные действия с целью обеспечения беспрепятственного продвижения основных федеральных сил. За период кампании погибло восемь человек и пятнадцать получили ранения. При этом было ликвидировано 49-ть представителей незаконных вооруженных формирований. Примечательно, что за обе Чеченских войны спецназовцы не потеряли ни одной единицы техники.
Ярким эпизодом отличной выучки личного состава 24-ой отдельная бригада специального назначения из Новосибирска является операция 27-28 июля 2002-го года на погранзаставе «Грозтхой». Именно это место в качестве точки прорыва выбрал отряд Руслана Гелаева - одного из самых известных полевых командиров Ичкерии. Погранотряд попал в засаду и, несмотря на мужественное сопротивление, не мог самостоятельно отбить атаку превосходящих сил противника.
Командир вызвал огонь артиллерии на себя, но на помощь вовремя подошел отряд спецназа во главе с Анатолием Коробенковым. Благодаря умелым действиям и координации бой был выигран, а боевики отброшены назад с большими потерями.
За свою историю бойцы 24-ой ОБРСПН ГРУ получили немало наград. С момента создания бригады спецназовцам был вручен 131 орден, 163 боевых медали, а также двое человек удостоились звезд Героя Советского Союза и Российской Федерации.
Чем живет 24-ая бригада спецназа в Новосибирске в наши дни?
Служить в спецназе мечтают очень многие, но для этого нужно не только обладать крепким телом, но и иметь несгибаемую волю духа, быть отличником во всех сферах жизни, обладать психологической устойчивостью и высокими моральными качествами. Достаточно посмотреть тренировочное видео 24-ой ОБРСПН, чтобы понять, что здесь придется выкладываться по полной для достижения успеха.
С момента передислокации бойцов в Новосибирск прошло уже более 4-ех лет, но инфраструктура военного городка все еще далека от идеала. Не хватает даже тренировочных площадок, так что личный состав приходится возить на полигон к соседям мотострелкам, чтобы бойцы могли заниматься. Общежитиями обеспечивают лишь семейных офицеров, поскольку мест на всех не хватает, а дома все еще находятся на стали строительства. Так что можно сказать, что условия службы максимально близки к боевым.
Личный состав полностью укомплектован контрактниками, так что приготовлением пищи и поддержанием территорий в чистоте занимается гражданский персонал. Курс молодого бойца длится примерно месяц и все это время нельзя использовать мобильные гаджеты. В остальные дни можно звонить родным по вечерам, но нужно соблюдать подписку о неразглашении военных тайн, так что специалисты просматривают все звонки, галерею фотографий и аккаунты в социальных сетях.
Присягу спецназовцы принимают по субботам с 10 часов утра. На этом мероприятии могут присутствовать родственники, а после официальной церемонии можно сходить в увольнительную под залог паспорта кого-нибудь из близких. Официальным выходным является воскресенье. Всю экипировку бойцы приобретают самостоятельно за свой счет, так что нужно будет найти военторг с хорошими ценами.
Зарплату выплачивают на карты банка ВТБ-24, банкомат которого находится неподалеку от части, но за территорией КПП. Всем контрактникам доплачивают за командировки, прыжки и сдачу установленных нормативов. Также за постоянную боевую готовность все спецназовцы получают надбавку 50% к окладу.
Чтобы поступить на службу в 24-ую бригаду спецназа ГРУ из Новосибирска, нужно пройти срочную службу или получить высшее образование по воинской специальности. Также потребуется медицинское обследование, проверка психологической устойчивости, сдача нормативов физической подготовки и проверка биографии кандидата. Располагается в/ч 55433 по адресу: город Новосибирск, улица Бориса Богаткова, военный городок №17 индекс 630017. Командиром части с 2005-го года является полковник Боровской Юрий Николаевич.
День 24-ой ОБРСПН традиционно отмечается 1-го ноября. Эта дата служит для сбора ветеранов и воспоминаний о былых подвигах и о павших товарищах. В части нередко проходят показательные выступления, на которых гостям демонстрируют навыки бойцов. Праздничные мероприятия носят локальный характер, так что лишь служившие здесь бойцы и их родственники принимают участие в торжествах. Особо отличившимся бойцам вручают грамоты и подарки от командования.
24-ая бригада спецназа в культуре
В России часто снимают фильмы о бравых спецназовцах, которые выполняют самые трудные задачи. Но герои в кино часто являются собирательными образами, а сама постановка редко соответствует реальности. Поэтому стоит обратить внимание на книги, написанные живыми участниками боевых событий. 13 сентября 2012 года была выпущена тиражом в тысячу экземпляров книга о 24-ой бригаде спецназа. Ее авторами стали ветераны части, которая почти 15-ть лет базировалась в Забайкальском военном округе. На страницах нет ни одного вымышленного факта, а лишь воспоминания.
А совсем недавно - 11 октября 2016 года была выпущена книга «Обыкновенный спецназ. Из жизни 24-й бригады спецназа ГРУ». Здесь без прикрас и мишуры показана жизнь спецназовцев не только во время боевых заданий, но и на гражданке. Написан роман в художественном стиле, так что воспринимать его будет достаточно легко. Но на страницах автор изложил только подлинные факты и раскрыл биографии легендарных спецназовцев. Купить книгу в твердом переплете можно в любом интернет-магазине.
Если Вы служили в 24 ОБрСпН ГРУ - вы можете оставить на нашем сайте свой отзыв о службе, найти сослуживцев, узнать новости бригады и судьбу парней, с которыми делили все трудности и радости службы в спецназе.
ПРОИЗВЕДЕМ ЛЮБУЮ АТРИБУТИКУ, ТАКТИЧЕСКИЕ АКСЕССУАРЫ, ОДЕЖДУ И МНОГОЕ ДРУГОЕ С СИМВОЛИКОЙ ПО ВАШЕМУ ИНДИВИДУАЛЬНОМУ ЗАКАЗУ!
Связывайтесь по интересующим Вас вопросам с нашими менеджерами.
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Шрифт:
100% +
Офицерам СпН ГРУ посвящается
Выражаю особую благодарность моим друзьям, подполковнику Барсукову и подполковнику Зайкову, за помощь в написании романа
Ранним утром в среду 5 ноября 1980 года пассажирский поезд едва притормозил на небольшой станции, затем вновь начал набирать ход и через несколько мгновений исчез в морозной темноте, оставив на перроне единственного сошедшего пассажира – юного лейтенанта в парадной шинели с голубыми петлицами и эмблемами воздушно-десантных войск. Офицер подхватил тяжёлый чемодан с нехитрыми лейтенантскими пожитками и направился к обветшалому зданию вокзала с необычным названием «станция Борзя».
На душе у него было тревожно и пасмурно, а резвая и бодрая походка определялась лишь морозом и бравадой, воспитанной годами курсантской учёбы в Рязанском воздушно-десантном училище. Совсем недавно лейтенант закончил легендарную, широко известную в узких кругах 9-ю роту факультета специальной разведки ГРУ. В предписании была указана войсковая часть 55433 – 24-я бригада специального назначения, куда и направлялся лейтенант. Судя по документу, войсковая часть с указанным номером дислоцировалась на станции Борзя Читинской области, оставалось лишь узнать адрес и представиться командованию.
Лейтенант решил дождаться рассвета и затем уже направиться на поиски указанной войсковой части. Полутёмный зал ожидания встретил его теплом и тишиной. Хмурые забайкальцы давно привыкли к многочисленным военным и не проявили ни малейшего интереса к его появлению. Если верить профессору Ламброзо, то почти каждого из обитателей вокзала можно было отнести к преступникам. Как оказалось, это первое впечатление, вызванное тревожным настроением лейтенанта, было обманчивым. Но тогда исключением показались лишь несколько модно одетых женщин. Как впоследствии догадался лейтенант, это были офицерские жёны, которых местное население почему-то называло «овчарками». Юный офицерик поставил чемодан возле окна и прижался спиной к тёплой батарее. Среди угрюмой массы пассажиров его внимание привлёк невысокого роста коренастый мужчина в полушубке и мохнатом треухе. Он явно не поддавался никакой квалификации. На подопечного Ламброзо мужчина не тянул, на военного тоже. Было очевидно, что лейтенант также был им замечен. Мужчина быстро вышагивал вдоль кассовых окошек, поглядывая в тёмный тупик коридора, из которого раздавались громкие звуки пьяного веселья. Хотя обитателей угла не было видно, об их уголовном происхождении можно было догадаться и без теории Ламброзо.
Мужчина в полушубке, изменив маршрут движения, проходя мимо лейтенанта, сквозь зубы процедил:
– Прикроешь меня сзади.
Офицер растерялся и вопросительно посмотрел на мужчину, а тот, раздосадованный его непонятливостью, вернулся и так же едва слышно, но уже более членораздельно повторил:
– Старший оперуполномоченный Серюков, прикроешь меня сзади.
Затем, уже не глядя в сторону лейтенанта, решительно направился в сторону тёмного закутка. Офицер всё понял и уже стоял лицом к остальным пассажирам и спиной к оперуполномоченному. Серюков ворвался в пьяную компанию и заорал:
– Встать!
Мгновенно определив, кто среди них главный, он левой рукой нанёс ему сильный удар в челюсть. Главарь упал на колени. Тут же вновь последовала команда:
– Встать!
Набыченный громила, не услышав крика, но подброшенный яростью и желанием уничтожить нападавшего, ринулся вперёд, но тут же рухнул, получив удар ногой в голову.
– Встать! – вновь прокричал Серюков. Главарь этого опять не услышал, только по другой причине – недвижимый, он валялся на полу. Вся его команда, воспользовавшись замешательством, на четвереньках попыталась скрыться, но была остановлена следующей командой оперуполномоченного:
– На пол!
В этот момент из поста линейного отделения милиции, привлечённые шумом, высыпали три милиционера. Серюков выхватил красное удостоверение и продолжил:
– Вы что, сволочи! Дармоеды!… Взять их!
Он и в ругательствах был краток и столь же убедителен. Милиционеры бросились обыскивать задержанных, дрожащими руками пытаясь надеть на них наручники. Вмешательства лейтенанта не потребовалось, но и знакомство с отчаянным опером не состоялось. По громкой связи объявили о прибытии поезда Краснокаменск– Чита, и Серюков, весело подмигнув лейтенанту, как будто ничего не произошло, скрылся за дверями.
Теперь, когда с того момента прошло тридцать лет, то есть столько же, сколько с момента окончания Великой Отечественной войны до моего поступления в училище, уже с трудом верится, что тем юным лейтенантом был я. Откуда берутся эти фантазии по мотивам собственной жизни? Почему радость, пройдя сквозь метели холодных лет жизни, остывает, а горечь потерь остаётся прежней? Почему самые трудные периоды нашей жизни по истечении многих лет оказываются самыми счастливыми? У меня нет ответа.
Будучи желторотым курсантом в те мирные семидесятые – восьмидесятые годы, я, глядя на убелённых сединами ветеранов, возлагающих цветы на могилы своих друзей, и подумать не мог, что через много лет и сам, возведённый молодыми в ранг ветерана, буду отдавать дань погибшим своим однополчанам и однокашникам. Друзей моих теперь разбросало по свету, нас разделили границы и тысячи километров. Уже нет той страны, которой мы честно служили, но память, она всегда со мной, и эта документальная повесть – лишь попытка сохранить их имена, отдать дань уважения офицерам и бойцам, служившим когда-либо в войсках специального назначения ГРУ.
Я благодарен им за то, что они делили со мной все трудности службы, одним – за то, что помогли написать эту книгу своими воспоминаниями, другим – за то, что оставили о себе светлую память, не давая забыть ту службу, честную дружбу, не испорченную материальной заинтересованностью. В этом романе нет ни одного вымышленного эпизода или действующего лица, лишь имена некоторых, по вполне понятным причинам, изменены. Детали, конечно, плод моей фантазии, но… это всего лишь детали.
Зима в Забайкалье всегда приходит рано и неожиданно, но не первым снегом, а трескучим морозом. За пять лет службы я полюбил Забайкалье, родину моего отца и деда. Этот край лишь внешне хмур и неприветлив, так же как и его обитатели. Готовность прийти на помощь, бескорыстие и преданность тому, кого уважают, – отличительные черты забайкальцев. В дальнейшем у меня не раз будет возможность убедиться в этом.
Однако такое уважение можно завоевать лишь справедливостью и честностью, а это, согласитесь, не так уж и просто.
В то морозное утро я шёл вдоль пустынной улицы, сгибаясь под тяжестью чемодана, и удивленно разглядывал покрытые изморозью, потемневшие от времени брусовые дома. На парящей теплотрассе, проложенной над поверхностью земли, тут и там свисали сталактиты застывшей ржавой воды. Я уже успел замёрзнуть, не имея ближайшей цели своего путешествия, подумывал о том, где можно было бы погреться. Хромовые, начищенные до блеска сапоги тепла не придавали, а курсантский кураж не позволял опустить клапана у новенькой шапки. Наконец, впереди появилась фигура женщины в лёгких унтах и телогрейке. Бурятка, резво перебирая явно приспособленными для верховой езды ногами, двигалась мне навстречу.
– Простите, – остановил я её. Мне показалось, что она впервые слышала такое слово, но тем не менее я продолжил: – Скажите, пожалуйста, где здесь находится десантная часть?
Спросить я мог только о расположении воздушно-десантной части, поскольку в те времена слово «спецназ» было под строгим запретом. Однажды прапорщик нашей части, войдя в ресторан и увидев своих однополчан, радостно заорал на весь зал: «Здоров, спецназы!»
На следующий же день имел несчастье в особом отделе держать ответ за раскрытие военной тайны. Отделался всего лишь глубоким испугом. Это сейчас «спецназов» уйма развелась (в том числе и достойных), а тогда был один – спецназ ГРУ, или войска специального назначения ГРУ ГШ.
Бурятская женщина посмотрела на меня и с непроницаемым лицом ответила:
– Однако, паря, дуй-ка в госпиталь. Может, там чё узнаш.
Её ответ меня обескуражил. Во-первых, я не сразу понял её специфический говор, а во-вторых, что значит «там чё узнаш»?
Больше по жестам, чем по её речи, я уяснил-таки дорогу и через несколько минут был уже на КПП госпиталя. С мороза мне там показалось очень тепло. Сидевший за стеклом чумазый боец даже не потрудился подняться. Меня это покоробило, но лишь настолько, насколько я за время отпуска перестал чувствовать себя курсантом. В тот момент мне было не до офицерских строгостей. Разъяснений от бестолкового бойца получить не удалось.
– Там, возле магазина, сейчас санитарный кунг стоит. Водитель с воздушно-десантными эмблемами, может, ваш?
Я, обрадованный, помчался туда, забыв про мороз. Машина, на моё счастье, была ещё там. Постучав в окошко кабины, разбудил дремлющего водителя и спросил:
– Войсковая часть 55433 ваша?
– Ну, – отозвался заспанный боец.
– Что «ну»? – парировал я, начиная нервничать от подобной наглости военнослужащего срочной службы.
– Ну, наша, – лениво пояснил он.
– Слава богу! – воскликнул я, мгновенно забыв о раздражении.
В этот момент подошел лет тридцати старший лейтенант, как выяснилось позже – начальник медицинской службы бригады. Это только потом, прибыв к месту дислокации части, я осознал, насколько мне повезло. Без этого счастливого случая почти наверняка пришлось бы возвращаться в Читу в штаб округа.
Деловой до полного безразличия к окружающим немолодой старший лейтенант медицинской службы без лишних разговоров запихал меня в кунг и тут же забыл о моём существовании. Посетив попутно не одну воинскую часть, в бригаду мы вернулись поздно вечером. Благо, в кунге было тепло.
После двенадцатичасовой болтанки в машине, глубоким вечером полностью обессиленный и деморализованный, в обнимку со своим чемоданом я вывалился возле единственного пятиэтажного дома.
Бригада располагалась между двумя сопками посреди леса, в восьми километрах от ближайшего населенного пункта под названием Хара-Бырка. Ранее там дислоцировалась одна из позиций ракетной дивизии стратегического назначения, которые всегда старались разместить как можно более скрытно. Это местечко именовалось 23-я площадка. По договору ОСВ, 1 ракетная база, дислоцировавшаяся здесь ранее, подлежала уничтожению, что и было сделано. Шахты стартовых установок взорвали, но военный городок был полностью пригоден к проживанию. Почти пригоден. Первый комбриг подполковник Эдуард Михайлович Иванов во время охоты случайно обнаружил это место, и после согласования с вышестоящим начальством бригада переехала сюда из поселка Мирный.
Вид на 23-ю площадку в/ч 55433
Этот населённый пункт и был первым ППД1
ППД – пункт постоянной дислокации.
Бригады. После того как часть переехала на бывшую ракетную площадку, офицерские семьи долгое время оставались жить в посёлке. Офицеров доставляли к месту службы на автобусе. Вечером в девятнадцать часов он отправлялся обратно. Те, кто опаздывал, оставались ночевать в бригаде. Были в этом отрицательные моменты, но зато и без надобности на службу не вызывали, что с успехом практиковалось в дальнейшем. Название «Оловянная-4» было лишь почтовым адресом военного городка части. Может быть, поэтому существует так много разночтений по поводу мест дислокации 24-й бригады.
«Полковой» врач, так и не вспомнив о моём существовании, удалился в направлении светящегося уютными окнами ДОСа. Санитарный автомобиль, из которого я только что выгрузил свои пожитки, тоже уехал. Чувствуя себя курсантом первого курса, вырванным из привычной среды, я стоял одинокий под чёрным небом Забайкалья и не знал, что предпринять. После минутного замешательства, опознав КПП по звёздным воротам, я двинулся в часть искать дежурного офицера.
23-я площадка
На КПП бодро вскочил боец за маленьким окошком и даже не спросил пропуска, но мне уже было не до того. Я вышел на улицу и побрёл вверх по бетонной дорожке к ближайшему зданию. Мимо проходили офицеры, почти не обращая на меня внимания. Лишь один из них пробурчал:
– О, новенький.
– Где штаб? – робко спросил я его, и вместо ответа капитан махнул рукой в неопределенном направлении и тоже ушёл. После этого стало совсем уж тоскливо. Вдруг откуда-то сзади до меня донёсся радостный возглас:
– Ну, наконец, наши приехали!
Я, удивленный мыслью о том, кому это я своим приездом мог доставить столько радости, оглянулся. Ко мне бежал с распростёртыми объятиями невысокого роста старший лейтенант Евгений Сергеев, и это меня удивило вдвойне. Обладая занозистым характером, в училище, будучи курсантом-выпускником, он не баловал нас, первокурсников, особым вниманием, а скорее наоборот – игнорировал. Его горячее приветствие растрогало меня и слегка обескуражило, а он, понимая моё состояние, ободрил:
– Не ссы, щас всё устроим.
Перехватив проходящего мимо бойца, всучил ему мой чемодан и тоном, не терпящим возражений, распорядился:
– Это ко мне и быстро!
Взял меня под руку и тут же начал вводить в курс дела, рассказывая о вакансиях, характеризуя ротных и давая полезные советы. Из его пространного монолога я не запомнил ни слова, но… Но! Но я почувствовал себя в своей среде и начал успокаиваться. Пока он говорил, мы подошли к двухэтажному кирпичному зданию и по высокому крыльцу поднялись сразу на второй этаж. Распахнув дверь одной из комнат, Женя провозгласил:
– Ну, вот и наши начали подтягиваться.
В комнате я увидел ещё несколько знакомых лиц, моих старших товарищей, тех, что окончили училище раньше меня. Улыбчивый Боб Месяцев пожал мне руку, за ним радостно поприветствовали остальные.
После такого радостного приёма я сразу почувствовал себя в родной стихии. Если раньше, в училище, курсанты разных курсов друг с другом не общались, кроме как по службе, вращаясь на разных орбитах, то здесь было всё по-другому. Многих я здесь, во время офицерской службы, узнавал заново.
Всегда в спецназе ГРУ существовало негласное противостояние между выпускниками двух училищ. Дело в том, что основной кузницей кадров для подразделений разведки были Рязанское воздушно-десантное училище (9-я рота, а затем после расширения целый батальон) и Киевское общевойсковое. Рязанское училище готовило офицеров по прямому назначению – для спецназа, Киевское – для общевойсковой разведки. «Рязанцы» по праву считали себя истинными спецназовцами, имея опыт парашютных прыжков и обученные по программе подготовки специальной разведки. В дальнейшем с приходом опыта и «киевляне» становились опытными разведчиками, но поначалу разница была ощутимая.
Кроме того, выпускники Рязанского училища с курсантских «младых ногтей» понимали, что тут карьеры не сделаешь, генеральских должностей практически не было, поэтому служили «за спецназ», а не «за карьеру». У «киевлян» было несколько иное видение, что само по себе не возбраняется, но разница в подходе к службе была ощутимая.
В основе неформального воспитания «рязанцев» лежали традиции фронтовых разведчиков Великой Отечественной войны, которые отличались лихим пренебрежением к опасности, а равно и к дисциплине, так как у истоков создания войск специального назначения как раз и были те самые боевые разведчики. То же самое можно было сказать о воспитании курсантов факультета спецназ, но это тема для отдельного повествования.
Могу только для примера сказать, что среди развлечений была так называемая «курсантская рулетка». На стрельбище курсанты становились в кружок вокруг костра и бросали туда боевой патрон, стоически ожидая, когда он выстрелит и куда полетит. После того как пуля ударила в пустое ведро возле ноги Кости Кожмякова, развлечения такого рода прекратились.
В училище курсанты факультета специальной разведки от первого до четвёртого, выпускного, курса учились и жили вместе. По службе старшие товарищи ходили дежурными по подразделению, младшие – дневальными, и все друг друга знали. Старшие негласно опекали младших. Причём деление было следующее: третий курс шефствовал над первым, четвертый – над вторым. Однажды я в начале учёбы, едва вернувшись с курса молодого бойца, в столовой училища во время обеда, громыхая тяжёлыми сапогами, пошёл за чаем. Едва взявшись за огромный чайник, понял, что на него претендует курсант инженерной роты второго курса. Без чая оставаться не хотелось, и руку я не убрал. Курсант начал грозно на меня надвигаться. В этот момент за ближайшим столиком четверокурсник Худяков, лениво повернувшись, многозначительно посмотрел на моего соперника, и тот, все поняв, исчез. Однако, проявляя сдержанную заботу, курсанты старших курсов строго спрашивали с нас по внутренней службе, снисходительно относясь к нарушениям воинской дисциплины, нарочито ворча что-то вроде: «Оборзела молодежь».
Но и здесь всё работало по принципу «что положено Юпитеру, не положено быку». Каждый знал своё место, и «борзость» первого курса не шла ни в какое сравнение с тем, что могли позволить себе выпускники.
Весть о прибытии новенького быстро облетела офицерскую общагу. В комнату стали заходить для знакомства «бывалые» лейтенанты, как выяснилось чуть позже – выпускники Киевского ВОКУ, прибывшие месяцем ранее. Забота Жени обо мне не закончилась. Этого же бойца, что приволок мой чемодан, Сергеев вновь куда-то отправил, и через некоторое время тот вернулся со свёрнутым матрасом и быстро застелил мне постель. Я по старой курсантской привычке снял одеяло, чтобы вытрясти его, и тут заметил какую-то серую пыль на простыне.
Это уже много позже я понял, что серой пылью на простыне были вши, но тогда на мне это никак не отразилось. Справедливости ради надо сказать, что это не было обычным явлением, с которым никто не боролся. Наоборот, боролись, и достаточно успешно, но время от времени педикулёз проникал в часть с постельным бельем из армейской прачечной в поселке Безречная.
Пока я обустраивал свой ночлег, на столе появилась сковорода жареной картошки, хлеб и пустые солдатские кружки. Мои приятели сидели напротив рядком на кровати и выжидательно смотрели на меня. Сперва я не сообразил, в чём тут дело. Потом меня осенило, и я, хлопнув себя ладонью по лбу, достал из чемодана три бутылки водки. Женя, назидательно подняв указательный палец вверх, воскликнул:
– Вот! Я же говорил! Ну не мог выпускник 9-й роты РВДКУ приехать с пустыми руками!
Празднование моего приезда, а заодно и Дня военной разведки, который совпал с моим прибытием, началось.
провинция Кандагар
Раннее январское утро было разбужено гулом вертолётных двигателей. Две «рабочие лошадки» МИ-8, поддерживаемое парой МИ-24, растревоженными осами мчались вдоль бетонного шоссе. Разведчики сосредоточенно думали каждый о своём. Руководитель операции заместитель командира Шахджойского батальона майор Сергеев, сидевший за пулемётом на месте бортстрелка, внимательно смотрел в сторону гряды сопок, виднеющихся вдали. Вот-вот вертолёты, согласно маршруту, должны были свернуть под прямым углом с бетонки в Мельтанайское ущелье.
Группа летела в район кишлака Джилавур. Район был удалённый, находился на стыке зон ответственности Кандагарского и Шахджойского отрядов. Добираться сюда было проблемой и для тех, и для других, поэтому «духи» чувствовали себя здесь вольготно. План операции был прост: десантироваться, организовать засаду и затем быстро уйти, чтобы появиться здесь снова недели через две, когда душманы успокоятся. Такими нечастыми, но постоянными засадами можно было хотя и не прекратить их действия совсем, но держать душманов в постоянном напряжении. Этот вылет был первым из запланированных, но лишь подготовительным. Главная задача была подобрать место для засад, десантирования и днёвки. Всё это происходило под видом досмотровой операции, поэтому вертолётов было четыре – обычное количество именно для такого рода действий. Досмотровой группой командовал лейтенант Чебоксаров.
Старший лейтенант Ковтун изредка поглядывал на Сергеева. Накануне между ними случилась ссора, и Владимир пытался определить настроение своего командира, хотя, конечно, это никак не могло сказаться на их взаимодействии в предстоящей операции. Между тем оба звена резко свернули влево и вошли в ущелье. Сразу же Сергеев увидел пылящие впереди три мотоцикла.
В Афганистане мотоциклисты однозначно – «духи», поэтому он немедленно открыл огонь. Их принадлежность к противоборствующей стороне подтверждали притороченные за спиной, как тогда показалось, гранатомёты. Вертолёты подхватили огонь, сработав НУРСами, и вслед за зловещим шипением раздалась череда взрывов. Душманы оказались не робкого десятка: едва завидев вертолеты и поняв, что сейчас подвергнутся обстрелу, скинули гранатомёты и успели произвести два ответных выстрела, на которые вертолётчики отреагировали мастерскими манёврами. Майор, понимая, что события будут развиваться очень быстро, включил радиостанцию и скомандовал: «Чебоксаров в воздухе, "огневые" в круг на прикрытие!»
Оставляя один вертолёт с разведчиками в воздухе, Сергеев мог в дальнейшем рассчитывать на десант, по необходимости, в любой точке, где он укажет. Вертолёты огневой поддержки в это время, встав в круг, должны были продолжать работу НУРСами и пулемётами. Своему экипажу майор приказал немедленно сесть. «Восьмёрка» отработала один залп НУРСами и резко ушла вправо на посадку. Едва вертолёт коснулся колёсами земли, как разведчики выскочили и двумя группами помчались к валяющимся мотоциклам и телам уничтоженных душманов.
Уцелеть удалось одному из них. Он подхватил кейс и помчался наутёк. За ним рванулся лейтенант Ковтун. С вертолётов поняли, что он нужен живым, и били прямо перед ним, чтобы замедлить его бег. Понял это и душман и только прибавил скорости. Явно ему удавалось уйти, так как расстояние между ним и Ковтуном было уже около двухсот метров. Владимир припал на колено, вдохнул и выдохнул несколько раз, чтобы восстановить дыхание, и выстрелил. Шансов у «душка» не было – Ковтун был мастером спорта по стрельбе. Подбежав к убитому, он вынул из мёртвой руки объёмистый «дипломат» и хотел было тут же открыть его, но возобновившийся свист пуль вынудил его ретироваться. Ковтун трусцой, втянув голову в плечи, но не делая больше ничего, чтобы уберечься от прицельных выстрелов, возвращался обратно. Добежав до валяющегося мотоцикла, он попытался снять притороченный к багажнику завёрнутый в одеяло (а это был именно он) ПЗРК. Сразу это не получилось, тогда Владимир, оседлав мотоцикл, завёл его и помчался к вертолёту. К нему навстречу бежал Сергеев с вопросом:
– Стингер! – выдохнул Ковтун. Забыв о вчерашнем раздоре, они обнялись, поздравили друг друга с удачей, но радоваться было некогда. Бойцы притащили ещё две трубы, одну пустую, а другой «Стингер» остался неиспользованным. Все три ПЗРК наспех завернули в одеяло, бегло осмотрели убитых и загрузились в вертолёт. Всего в этом бою было уничтожено шестнадцать душманов. К троим мотоциклистам попыталась прийти на помощь группа, засевшая на близлежащей сопке, и их постигла та же участь. Кроме этого, был захвачен раненый душман, которому вкололи промедол и тоже загрузили в «восьмёрку». Для более тщательного осмотра поля боя времени не было, место было достаточно опасное, и надо было срочно уходить.
Вертолёт взлетел. Уже в воздухе Ковтун, даже не пытаясь перекричать гул моторов, ткнул пальцем в сложенную антенну ПРЗРК. Это означало, что всем очень сильно повезло, душманы то ли в спешке, то ли не до конца освоив новое оружие, не разложили антенну, и стрельба велась как из обычного гранатомёта. В противном случае два вертолёта были бы неминуемо сбиты.
С момента первого выстрела прошло не более двадцати минут. Уже в вертолёте открыли кейс и поняли, что это был полный комплект технической документации к только что захваченным американским ПЗРК «Стингер», вплоть до адресов поставщиков и подробной инструкции по применению. Пожав руку командиру, Ковтун шутливо произнёс:
– Георгиевич, смотрю на Героя СССР.
– На себя посмотри, – отозвался тот.
Однако в каждой шутке есть доля шутки. Дело в том, что до появления «Стингеров» вертолётчики чувствовали себя в воздухе относительно спокойно, но с их появлением потери резко возросли. Была дана команда срочно добыть образцы ПЗРК, и длительное время это не удавалось никому сделать. В бригады спецназа даже пришла телеграмма, подписанная министром обороны маршалом Соколовым, в которой говорилось о том, что тому, кто первым захватит образец «Стингера», будет присвоено звание Героя СССР.
К званию Героя СССР представили четверых: руководителя операции майора Сергеева, командира группы Ковтуна, командира вертолётной группы Соболя и сержанта Айтбаева из досмотровой группы. Однако, как это часто бывает, командование, всегда щедро раздававшее обещания, слова своего не сдержало – Золотых звезд Героя дано никому не было.
«Шуму вокруг этого захвата было много, – вспоминал друг Евгения Георгиевича Александр Худяков. – На четверых начали готовить документы на Звезду Героя. Для оформления представления положено фотографировать кандидатов. Сфотографировали четверых – Сергеева, Соболя – командира одного из "бортов" Ковтуна и сержанта Айтбаева. Но никому ничего не дали. По-моему, сержант получил медаль "За отвагу". Может, партийное взыскание Жени повлияло, может, что другое. Человек он честный, преданный, никогда не кривил душой, резал правду-матку– не шепотом, а в полный голос. Многим начальникам это не нравилось – отсюда и конфликты».
Тогда многие, и близко не участвовавшие в операции, получили за это награды, но кто их сейчас помнит их фамилии? Имена участников той операции, и в первую очередь Евгения Сергеева, навсегда останутся в истории отечественной разведки. Майор Сергеев прошёл многие «горячие» точки, и судьба хранила его. Даже когда во время первой чеченской кампании его батальон подорвался на фугасе, заложенном в здании спортзала, где они остановились на ночь. Взрыв произошёл, когда разведчики уже отдыхали. Тогда было погребено заживо сорок семь человек. Подполковник Сергеев уцелел чудом. На него рухнула кирпичная стена, и он, получив множество переломов, потерял сознание. Когда пришёл в себя, застонал от боли, его услышали и вытащили из руин.
То, что в двух войнах не удалось сделать ни душманам, ни чеченским террористам, удалось человеческой несправедливости и равнодушию. 25 апреля 2008 года, в Страстную пятницу, Евгений Сергеев скончался от четвёртого инфаркта.
Герой России Евгений Сергеев
Лишь стараниями его друзей, где одним из инициаторов был Александр Худяков, звание Героя России (посмертно) было присвоено подполковнику Сергееву 26 мая 2012 года.
Описание захвата первых «Стингеров» было сделано на основании воспоминаний Ковтуна и рассказа близкого друга Е. Сергеева – А. Худякова, взятых из СМИ, в том числе сети Интернет. Однако нижеследующий документ позволяет сделать вывод, что свидетельства оказались недостаточно полными и всесторонними. Это естественно, потому что каждый рассказывает лишь о том, что делал и видел лично, но всего сразу запомнить невозможно. Должно быть, поэтому были упущены некоторые детали и незаслуженно забыты остальные герои, во всех смыслах этого слова. Документальные фильмы, телепередачи и многочисленные публикации не по вине рассказчиков оказались тенденциозными, искажали реалии того боя. Теперь уже нет резона переиначивать или восстанавливать вновь все эпизоды того, во многом случайного события, но без уточнений не обойтись.
Представление
На Чебоксарова Василия Агафоновича
Командир группы специального назначения роты специального назначения (на БМП) 186 отдельного батальона специального назначения 22 отдельной бригады специального назначения 40 ОА ТуркВО Р-515552
званию ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
1961 русский чл. ВАКСМ с 1977 года не участвовал не имеет
(призван) Исилькульским РВК Омской области
(награды) Награжден орденом Красной Звезды
Указ ПВС от 21.3.1986 года
(дом. адрес) Омская область город Куйбышев ул. ***
Ст. лейтенант Чебоксаров В. А. выполняет интернациональный долг на территории ДРА с 7 апреля 1985 года. После представления к ордену «Красного Знамени» 8.9.1986 года участвовал в 7 боевых выходах по уничтожению караванов мятежников, проявив при этом мужество и героизм.
Так, 17.8.86 года при проведении налёта на н.п. Пурдиль вывел группу из-под интенсивного огня мятежников без потерь, при этом группой было уничтожено 6 мятежников, подавлены расчеты БО и ДШК.
Так, 5.01.87. года, командуя досмотровой группой в р-не 30 км юго-зап. Калат, умело руководил действиями подчинённых по захвату каравана. Проявив отвагу и героизм, организовал бой под обстрелом мятежников. Смелыми и решительными действиями группы под его руководством уничтожено 15 мятежников, З ПУ ПЗРК «Стингер», 5 ед. СО, 3 мотоцикла и документы. Лично захватил ПУ ПЗРК «Стингер» в сборе. Группа потерь не имела.
ВЫВОД: За мужество и героизм, проявленные при исполнении интернационального долга, умелые действия при захвате секретного образца вооружения мятежников, достоин присвоения звания ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА с вручением ордена ЛЕНИНА.
(командир) 186 отдельного отряда специального назначения 22 отдельной бригады специального назначения 40 ОА ТуркВО.
По достоверному свидетельству одного из участников событий, сразу после посадки вертолёта, в котором находились Е. Сергеев, В. Ковтун и несколько бойцов, приземлился МИ-8 старшего лейтенанта Василия Чебоксарова. Именно он был командиром досмотровой группы № 711, а офицеры Сергеев и Ковтун тогда имели цель провести рекогносцировку для выполнения другой боевой операции, что нисколько не умоляет их заслуг в захвате «Стингеров».
